последний сидел за рулем, машина была римская, «Унимог», старый – она и машина, она и трактор. Хорошая машина, в общем.
Закончив заряжать, один из террористов прицелился, второй поднял руку, готовясь дать отмашку. Прицелился и атаман.
– Аллах Акбар!
Серков четырежды, раз за разом выстрелил одиночными.
Оскальзываясь на размокшей земле, атаман побежал вперед к машине. Один из этих, тот, кто командовал, в незнакомой военной форме, был еще жив, на губах лопались кровавые пузыри, а сам он пытался выдернуть чеку из гранаты. Атаман выстрелил еще раз.
По нему никто не стрелял – эти не успели выстрелить по зданию, иначе бы грузовик уже пытались нащупать из крупнокалиберного. Атаман взялся за рацию, настроился на рабочую частоту, на которой работали ополченцы.
– Вызываю Шестого, вызываю Шестого, – сказал он.
– Киш мир тохес, – раздалось в ответ по связи.
– Смотри на север и не стреляй.
Тяжелое безоткатное орудие калибра 106 миллиметров было уже заряжено, атаману оставалось только повернуть его, прицелиться по скоплению духов у крупнокалиберного пулемета, которое хорошо было видно с высоты кабины грузовика.
Безоткатка тяжело бухнула – и духов не стало, на том месте, где они были, поднялся черный столб артиллерийского разрыва. Пулемета тоже не стало.
– Шестой, видел? – спросил атаман по связи.
– Ты кто?
– Серков.
В рации было молчание, атаман начал перезаряжать безоткатку. Духи пока ничего не поняли – по нему никто не стрелял.
– Сколько ты мне должен? – спросила рация.
– Пошел на… это ты мне должен! – ответил атаман, добавив еще несколько крепких выражений.
– Чего надо?
– Подъехать хочу.
– Подъезжай. Прикроем.
Атаман врезал еще по одному скоплению духов, на сей раз его заметили, засвистели пули, защелкали по металлу. Заведя мотор – тот отозвался на поворот ключа солидным тракторным урчанием, атаман резко вывернул руль и пошел напролом, переваливаясь на своей каракатице на высоких внедорожных колесах через поваленные деревья, рытвины, продираясь через то, что когда-то было фруктовым садом. Пулемет бил ему навстречу, но не в него, а прикрывая и не давая стрелять духам.
Развернув внедорожник-грузовик у самой двери, стальной, из корабельной брони, атаман соскочил на землю, пули щелкали совсем рядом. Дверь открылась, в лицо – ствол автомата.
– Я один!
Рука протянулась и втащила его внутрь…
Внутри человек десять, шестеро мужчин, три женщины и пацан лет десяти. Было темно, по камням то и дело щелкали пули, но евреи построились так предусмотрительно, что первый этаж кибуцного правления у них был с полуметровыми стенами, какие не всякая пушка возьмет, узкими окнами-бойницами и со складированным здесь запасом. Евреи были людьми предусмотрительными, долгими столетиями они жили в постоянном страхе перед резней, побоищем, погромом, а потому, когда им разрешили переселяться на Восток и тут покупать оружие по своему усмотрению, а не так, как в России, они переселялись. И покупали. Получилось так, что на шестерых мужчин здесь было целых пять пулеметов, из них три станковых, два ДШК и чешский пятнадцатимиллиметровый ZB-60 на колесном станке, который можно перевести в положение для зенитного огня, и так он великолепно подкатывается к любой бойнице на колесиках. Еще имелись два обычных пулемета – ПК и MG-42, и много другого оружия, часть которого была свалена в углу, а часть аккуратно расставлена вокруг стен, на случай штурма. Женщины и пацан то набивали ленты патронами, то помогали мужчинам перемещать с места на место тяжелые пулеметы и ленты в коробках. Вентиляции не было совсем, и порохового дыма накопилось столько, что глаза резало, как ножом, и дышать – не вздохнешь. Про такие ситуации говорят – хоть колун вешай. Все мужчины были голыми по пояс, и все это – гарь, грохот, будто отбойными молотками, только намного громче, полуголые фигуры в дыму – все это походило на преддверие ада, чистилище.
– Ерик! – сказал атаман.
Полуголый человек, что-то сосредоточенно выцеливающий у бойницы, не ответил.
– Ерик!!!
Человек, давно оглохший и наверняка контуженный всем этим грохотом, повернулся.
– А?
– Сваливать надо! – заорал атаман. – Все уже отошли!
Ерик, которого на деле звали Ершалаим, то есть Иерусалим, отвернулся, прицелился и дал очередь. По полу запрыгали три свежие гильзы, звуковая волна ударила по ушам.
– Отходить надо! – заорал атаман. – Всех касается! Приказ командования!
– Какая разница, где подыхать?! – проорал в ответ Ерик. – Что здесь, что там. Все равно подохнем!
– У меня машина есть! Отойдем!
Как назло, именно в этот момент что-то свистнуло, и тоненький пацанский голос крикнул по- русски:
– Дядя Ершалаим, в машину попали!
– Вот видишь! Нет машины!
Атаману хотелось материться последними словами, хотелось дать этому… лучше не говорить кому, чтобы с копыт и юшка по всему лицу, но в этот момент по стене горохом сыпанули пули, и стало не до разборок.
– Патронов надолго хватит?!
– Надолго! Хорошо запаслись, на всех хватит!
– Вот смотрю я, Серков… и думаю… вот зачем ты сюда влез? А? Зачем ты, казак, за жидами вернулся?
– Какой ты жид? Если бы ты был жид, не ты мне, а я тебе был бы должен!
– Плохой из меня жид.
– Зато пулеметчик хороший!
Вечером, пережив три штурма и потеряв двоих – обоих на совершенно дурацкой попытке пострелять еще раз из Б-10, которую сожгли после пятого выстрела (но эти пять выстрелов неплохо проредили атакующих), – решили все же отходить.
– Во время намаза надо! – Атаман Серков пытался протереть грязным платком слезящиеся от пота, грязи и порохового дыма глаза. – Когда намаз, они вообще не соображают, ракаты свои читают и все. Только как выйти…
– В ночь выйдем… – Ерик стоял над флагом с могендовидом, какие тайно были у всех кибуцников (открыто не разрешалось). Этим флагом были накрыты лежащие в углу просторного убежища несколько тел.
– Что так мало вас?..
– Кто раньше ушел. Кто тут лег. Мы ведь держаться пытались… Вон там дядю Есю сожгли… А фронт- то где?
– Какой фронт, – устало махнул рукой атаман, – линия обороны. Пока по каналу.
– Казаков-то отвел?
– Отвел… Кто остался.
Ерик посмотрел на часы.
– Через второй этаж отходить будем. Полчаса еще есть…
