Кое-какие сведения о деде ей все-таки вспомнились. Мама говорила, что он был беспризорником во время Гражданской войны. Сам пристроился в детдом, закончил школу с отличием, военное училище, военную академию. Имел несколько орденов за Великую Отечественную войну. Был в Австрии, Венгрии, Чехии.
Анна сохранила детские воспоминания о жизни в прекрасном замке, полном картин и старинной мебели, куда разместили важного советского офицера, когда к нему приехала семья из Москвы. Вот, собственно, и все в общих чертах.
Она потом детально вчитается в дневники и выудит оттуда все о своих предках. Но сейчас, сейчас… В голове мелькает пугающая догадка: некто, знающий эту семейную тайну, охотится сейчас за ней.
Обладание документами, неоспоримыми, подлинными, устанавливающими право на огромное имущество в России и за ее пределами, – это дело нешуточное, миллионное.
Возможно, существует кто-то, кто, как и Надежда, имеет право на все это. Кто бы это мог быть? Детей у соседок не было, это точно.
А если это потомки ее, Сашенькиного, «мужа»?
Нет-нет, и этого быть не может. Вот же запись в дневнике: погиб он на Гражданской. Прислали извещение: геройски погиб. Александре как вдове героя Гражданской выделили какую-то грошовую пенсию. Звание вдовы героя ее и спасало. И главная их с Нелечкой стратегическая установка: выживает тот, кто умеет хорошо спрятаться.
Стоп-стоп. Надо продолжить эту мысль о том, что хотят завладеть этими имущественными документами, ради чего всеми способами изводят ее, Надежду. Нет, тут что-то не то.
В конце концов, если уж на то пошло, главная наследница – Надина мать. Кроме того, у Надежды есть муж, дети, самые близкие ее родственники, которым все равно все перейдет, даже если что-то случится с ней. Поэтому изводить именно ее ради наследства – напрасная трата сил.
За окном тьма. Который сейчас час, собственно?
Она зачиталась до сине-красных точек перед глазами. Не ела ничего с утра. Десять вечера!
Надо сейчас собраться, вот что!
Сложить все тетрадки и папки в рюкзак, убрать компьютер в сумку, продукты пусть остаются, она потом вернется с Андреем и наведет порядок.
А сейчас надо просто запереть дом, навесить замок на калитку и – в Москву. Она не любит вести машину в темноте – ничего. Главное – добраться до телефона. Позвонить маме, Андрею.
Надя собралась в считаные минуты. Осталось приготовить ключи от дома, замок и ключи от машины, чтоб не возиться с поисками в темноте.
И тут у нее защемило сердце так, что она вскрикнула от боли.
Ключей от машины не было нигде! Она не сумасшедшая. Она прекрасно помнила, как и что доставала из машины, как сидела за рулем, раздумывая, не рвануть ли домой прямо сейчас.
Потом она вышла, закрыла машину, включила сигнализацию дистанционно, с помощью ключа, машина пропищала, что, мол, все ok. Дома Надя положила ключи, чтобы не искать, на самое видное место – на стол у окна.
На нем утром лежала тетрадь, которой полагалось находиться на полу у ее кровати, а ключей уже не было! Точно! Это и было то самое «не то», которое встревожило ее. Как на двух картинках, проверяющих степень внимания, – «найдите десять отличий». Все вроде одинаковое, но детали разнятся.
Надо наконец трезво признаться себе: ключ не мог исчезнуть самостоятельно.
Номер Никиты она записала и повесила на стенку.
Подзаряжалка в ее сумке была.
Тетрадь сама на стол не взобралась.
И значит все это только одно: ночами, пока Надя крепко спала, сюда заходили, производя те самые тревожившие ее изменения.
И дело тут совсем не в имущественных старинных бумагах, иначе папку давно бы уже унесли и – ищи ветра в поле.
Ее хотят свести с ума, просто доконать по-черному.
Кто и за что – это сейчас даже не важно. Не важно!
Главное, что преследователи ее обязательно что-то запланировали и на следующую ночь! Она не может позвонить. Она не может уехать.
Вполне возможно, даже наверняка они следили за ней днем, когда она ходила к Никите. Вероятно, записку ее из почтового ящика Никиты выудили, так что знают, что уехать она собралась завтра. Пусть даже не на машине, дошла бы до электрички, уехала бы все равно.
Значит, если преследователи предполагали устроить главный ужас через несколько дней (а о н и явно знали о ее планах), то сейчас, этой ночью, ее ждет серьезное терзание.
Первое побуждение – убежать из дома, добраться до шоссе, проголосовать там, авось кто-то да и остановится – Надя отвергла. Кто знает, может быть, у двери уже поджидают? Она задыхалась от страха. Заныл, как перед экзаменом, живот.
– Так, – сказала она себе. – Сдаваться я не собираюсь. У меня теперь преимущество: они не знают, что я знаю. Они все еще уверены, что меня по-прежнему можно застать врасплох. Пусть пока так и думают.
Надя включила радио, сделала погромче звук. Принялась растапливать печку: пусть, как обычно, из трубы идет дымок. Расстелила постель на ночь, словно готовясь ко сну.
Они жили все это время поблизости. В одном из соседних домов. И она ни на что не обратила внимание. Вон Никита говорил, что чудилось ему, будто у соседей кто-то есть. Значит, не чудилось, а так и было.
Надя умылась, надела куртку, ботинки, сунула в карман бездействующий телефон, московские ключи, кусок хлеба и яблоко, вынесла в прихожую к двери рюкзак и сумку с компьютером. Выключила везде свет, оставив только ночничок, как обычно. Села на пол у лестницы, задумалась.
Что она может сделать?
Есть два варианта. Первый. Затаиться за дверью с кочергой. Ну и, когда дверь откроется… Того… Со всего размаху…
Мечтать не вредно, конечно, но вариант не проходит по ряду моментов.
А вдруг она кочергой со страху так двинет, что к ногам ее свалится готовый труп? Весь в крови, полголовы снесено. Размечталась!
Нет уж, убийцей она не станет ни при каких обстоятельствах, не дождутся они такого счастья.
К тому же вообще не факт, что она способна как следует фигакнуть кого-нибудь железякой по башке. Отнимут у нее ее оружие и ей же еще и врежут. Кроме того, не зря же у нее все время вертится в голове слово о н и. Что если их по меньшей мере двое? С двумя она не справится ни в коем случае.
Второй вариант тоже не безупречен. В нем много всяких «если». Но при этом, пожалуй, он единственно возможный.
Ей надо попробовать подняться на второй этаж по этой шаткой лесенке. Как же это она раньше поленилась посмотреть, что там наверху! Если дверь наверх заколочена, все равно, надо затаиться на маленькой площадочке второго этажа у лестницы. Просто лечь там плашмя, вдруг не заметят. А если начнут подниматься к ней, раскачать лестницу, рухнут в два счета.
А если у них пистолеты и они станут стрелять?
Ну, знаешь, всего не предусмотришь!
И мучители ее тоже всего предусмотреть не могут, так что надо решаться. Если же второй этаж открыт, она может запереться изнутри. Вдруг дед уже сделал другой выход для Питика? Вдруг она выскользнет незамеченной и потихонечку в темноте улизнет?
Пора было на что-то решаться. Собственно, не на «что-то», а на подъем по очень ненадежной лестнице да еще с рюкзаком и компьютером. Эти вещи она им не оставит просто так.
Надя знала: если мост или лестница ненадежны, бежать по ним полагается очень быстро, тогда остается реальный шанс уцелеть. Но усталость и апатия, навалившиеся вдруг, начисто лишили ее сил. Нет, компьютер она с собой не возьмет, это нереально. Надя тихонечко отодвинула его в глубь прихожей. Чем-то придется поступиться, ничего не поделаешь.
