- Я сам! Леон Барель - мой отец!
Огромная рука перехватила уже несущийся к сердцу кинжал.
- Да врет он все! Ваша милость!
- Не твоего ума дело! Погоди! Ну-ка, сопляк! Быстро ныряй под попону. И что бы мне ни звука, пока выберемся!
- Ваша милость! Да если отыщут убийцу Филиппа в карете канцлера королевства Крейза…
- Прикуси язык, болван… Лучше прикажи трогать… Сами боги послали мне мальчишку…
Лот против дактонских войск устоял недолго. Уже в самом начале обстрела, был ранен в шею осколком, а вскоре и вовсе отправился к праотцам, де Фовер.
Десять огромных арбалетов перевозимых на деревянных колесах парами лошадей выпускали один за другим болты в сторону осажденного города. Вместо наконечников на них были ядра Корнелиуса. Редкое при падении не взрывалось. Пусть особой точностью обстрел не отличался, но шума, огня и смертей было предостаточно.
Стоило де Фоверу отдать душу Трехглавому, как его гарнизон сдал город. Впервые за восемнадцать лет над Лотом развевался флаг с гордым лотширским орлом.
Власт за пять дней, почти без сопротивления, занял всю Лотширию и вышел к торинским границам. Здесь, столкнувшись с войском Фергюста, остановился…
Причиной тому стали: с одной стороны - тройное численное превосходство противника, с другой - воля графа Сакского, четко изложенная в прощальном письме.
На развилке, где Имперский тракт уходил на юго-восток, к
Межгорью, и начиналась мощеная дорога к Лоту - разбили два лагеря: торинский и лотширско- дактонский. Их разделяла всего лишь лита.
Разожгли костры. Яркими, словно осенние звезды на небесах, точками они разорвали фиолетовое покрывало сумерек, будто бы желали отогнать их прочь.
На смену влажному западному Волингу пожаловал сухой и прохладный восточный Саарлинг. Он был не столь колюч, как любимое дитя ледяного безмолвия Норлинг, однако лишний раз напомнил, что и без того не слишком ласковое лотширское лето закончилось.
Бесконечные стаи серо-красных с черными клювами журавлей пролетали над головами не устающих убивать друг друга людей. Они опустятся чуть дальше, на тянущиеся многие литы, лотширские озера.
Ночью, здесь их мог потревожить разве пятнистый болотный кот-ворчун, да еще безжалостный убийца ризек.
Где-то вдалеке раздался леденящий душу вой вышедшего на охоту одинокого ворка. В ближайшей роще утробно захохотал филин-ухан.
Люди ежились от холода и жались поближе к дарящим свет и тепло кострам. Оглянувшись, нет ли рядом офицера, жадно прикладывались к медным флягам. При глубоком дыхании изо рта шел пар.
Кто-то крикнул:
- Поглядите на небо. Дракон-то, дракон - и тот замерз. Вон как побледнел.
Звездный скиталец был уже не так заметен и не столь щедр на огненный дождь. Похоже он, вдоволь подразнив Оризис и напугав людей, животных и птиц, решил продолжить свой бесконечный путь.
Ну а люди? Их головы по-прежнему занимала мысль: как побольше и побыстрее истребить себе подобных.
Власт хотел, было под покровом темноты вручную подкатить повозки с гигантскими арбалетами и ударить огненными ядрами по светящемуся торинскому лагерю. Ему почему-то казалось, что Барель именно так бы и поступил. Но, посоветовавшись с де Веляно, решил все-таки дождаться Николя де Гиньона.
Прибывший гонец известил, что граф во главе восьмитысячного войска в десяти часах пути.
Но событие, произошедшее ранним утром, резко изменило планы.
Вместо привычных розовых лучей, Оризис забрызгал небо кровью. И теперь Саарлинг гнал по нему с востока похожие на сказочных чудовищ тучи. Безжалостно стегая их словно кнутом, рвал на части, наслаивал друг на друга, создавая фантасмагорические картины. Казалось, он упивался своей властью. Словно бессердечный палач, терзал беззащитные жертвы. И они, то и дело, проливали вниз свои холодные слезы.
То жалобно плача, словно больной ребенок, то, громко хохоча, будто его безумная мать, прохлопала крыльями гигантская лотширская драга. От ее крика невольно по коже пробегал мороз, а на душе становилось так жутко и тоскливо, что хотелось выть.
К беде! Рассветный крик ночной птицы - всегда к беде!
Почти сразу дозор известил, что на Тракте со стороны торинцев началось подозрительное движение.
Веками отшлифованные плиты, отражая утренний багрянец, напоминали кровавую реку. По ней покачиваясь, словно плоты купцов, приближались две кареты.
Предчувствуя несчастье, Власт закрыл глаза, пытаясь унять дрожь.
Усилием воли подавил всплывавший откуда-то из глубин естества страх.
Когда открыл - то уже смог рассмотреть всю процессию.
Первую карету, с гербами Дактонского герцогства и графа Сакского,
Леона Бареля сопровождали серорясые. Впереди, твердо ступая, то и дело, поднимая вверх знак Создателя, шествовал отец Славис.
Дактонское воинство преклонило колени. Власт и Люсьен, спешившись, пошли навстречу.
Славис, будто удивившись появившемуся препятствию, остановился.
На его лице мелькнуло то непонимающе-детское выражение, которое когда-то во Фракии заставило Леона пощадить безусого юнца: отправить в Дак, под покровительство отца Дафния.
Святой отец убрал с лица наполовину седые волосы. Стали хорошо видны упрямо сжатые губы и глаза, горящие фанатическим огнем.
Семена Дафния, без сомнений, попали на благодатную почву.
Узнав дворян, Славис, прищурился, саркастически улыбнулся. Было в его улыбке что-то недоброе - то ли презрение и недоверие, то ли понимание глубинной сути вещей, и от того скрытая обида.
Но длилось это всего лишь миг. Лицо священника быстро приняло привычное смиренное выражение, будто он подобрал случайно оброненную маску, осеняя подошедших привычным знаком.
Но голос… Голос остался твердым:
- Рука палача не посмела коснуться Посланника Создателя! Даже герцог не волен над его жизнью! Наш творец распорядился сам. Смертию своею Светлый Рыцарь обратил в истинную веру язычников Торинии. Имя его будет славно в веках, а останки упокоятся покой в храме
Создателя Дака. Теперь в Торинии - наши единоверцы. Власть имущие должны примириться. Войне не быть!
После чего, осеняя знаком Создателя стоящее вдоль дороги воинство, двинулся во главе процессии дальше.
Ошарашенный де Веляно сделал было шаг за ней, но потом остановился.
Вторую карету сопровождали двенадцать торинских рыцарей с мечами наголо. Последний знак уважения графу Лотширскому - Филиппу.
Отсалютовав мечами, они, с видимым облегчением, передали караул дактонцам. Старший, назвав свое имя и почтительно поклонившись, вручил Власту пакет.
- Ваша светлость. Извольте получить… Послание от графа Мартина
Макрели. Примите и наши соболезнования… Мы все опечалены случившимся. Позвольте удалиться.
Власт, обуреваемый тысячью противоречивых чувств, подошел к карете, отодвинул свисающий лотширский флаг. С замирающим сердцем открыл дверь. Густо пахнуло хвоей. В резном велевом гробу,
