Старуха продолжала:
— А что, ваш младший мобилизован?
— Ох, не говорите, мадам Ано, — сказал отец. — У меня трое детей — что-то с ними станет?
Он поднял голову. Вздрогнул.
— Я бы хотел сам пойти на войну. В четырнадцатом году…
— Вы участвовали в войне четырнадцатого года?
Юлия говорила неуверенно.
Она все еще ела и пила.
— Я служил во вспомогательных войсках, мадемуазель. Лейтенантом.
Анри вспомнил, как однажды, напившись, он сказал Юлии:
— Мы «короли»…
Он сделал гримасу, говоря себе:
— Мы сволочи… Мне же стыдно за своего отца…
Он осознавал, что совершенно непристоен.
И непроницаемость стен была очевидна.
Идея прозрачности? Сплошной комизм! Прозрачными были отсутствие и пустота: кошмар усталых мозгов.
Ему хотелось вернуться на вершины
Юлия, с блуждающим взглядом, опрокинула бокал.
Шампанское попало отцу на ляжки.
Юлия была пьяна, по-настоящему пьяна. Он ощущал от этого удовлетворение — чем низменнее, тем сильнее.
Он снова увидел квартиру на улице Гренель, монашескую комнату, железную кровать посреди белых стен.
На стене — только одна акварель…
Вульгарная размывка какой-то рисовальщицы из «Сурира»11.
Но на ней была изображена Юлия-охотница, в сапогах, ее длинные волосы струились из-под треуголки. Она была одета в красную куртку, а ноги и зад оставались голые.
Одна из картинок была особенно сальной.
Юлия, поставив ногу в стремя, собиралась сесть на лошадь.
Как-то раз пьяной ночью Анри, вооружившись гвоздями, прибил на стену эти жалкие картинки.
А Юлия, приняв вызов, оставила их.
Анри шутил:
«Ты здесь как распятая!»
На рисунках у Юлии было лицо «бабенки».
Юлия часто бывала «сальной».
Она жила на сквозняке.
На нее было тяжело смотреть.
Онемела с перепоя.
Месье Акк весь осел, словно тонущая муха, которая перестает бороться за жизнь.
Старуха явно собиралась…
Анри положил на голову мокрую салфетку.
Самый настоящий бардак.
Месье Акк встал, вытер пролившееся вино.
Юлия тоже встала. Они сидели за маленьким одноногим столиком; опершись на него, она пошатнулась и чуть было не упала.
Она поднялась, с трудом выпрямилась и обошла вокруг столика, говоря:
— Пойду пописаю.
Она собралась выйти. В этот момент дверь открылась.
Юлия остановилась и закричала.
Остальные глядели как зачарованные.
В темноте коридора стояла Сюзанна, она была неподвижна и клацала зубами: дверь в невозможное.
Она долго молчала; она садически держала их в ожидании.
Она начала. Крикнула сдержанным голосом:
— Свиньи!
Затем:
— С девкой!
Уставилась на отца:
— Все! И ты тоже!
Месье Акк взмолился:
— Сюзанна!
— Анри! — сказала она. — О!
Она застонала под конец, потом возопила:
— Помилосердствуйте!
В этот момент мадам Ано медленно проговорила своим чрезмерно громким голосом:
— Мадемуазель Сюзанна, ну зачем же вы так? Вы делаете себе плохо.
Сюзанна подошла к Юлии:
— А ты? Ты ничего не сказала… Ты будешь говорить?
Юлия испуганно отступила.
— Сюзанна, умоляю тебя, — пролепетал месье Акк. У него язык запинался от страха.
Сюзанна опрокинула стол; посуда звучно грохнулась на пол.
Юлия отступила еще. Это было выше ее сил.
Сюзанна подобрала бутылку.
Она остановилась и бросила ее со всего размаху в Юлию.
Бутылка попала в окно. В ужасный грохот разбитых стекол.
— Остановите ее! — крикнул Анри.
Месье Акк попытался схватить ее сзади.
Она увильнула и набросилась на Юлию.
Юлия поскользнулась, вскрикнула и упала. Потух свет.
Мадам Ано простонала с потерянным видом:
— Господи, да как такое возможно!
Месье Акк набросился на Сюзанну.
Она расцарапала отцу лицо.
— Помогите мне, мадам Ано, — крикнул он.
— Да ведь… у меня и сил-то нет…
Весь взмокший, Анри услышал, как Юлию рвет. Ее вырвало там, где она лежала, прямо на пол. Анри растерялся.
— Если ты не остановишь ее, я встану, — сказал он отцу.
Сюзанна выпрямилась.
