Россия и Южная Африка: три века связей

против сердца, нашли старую рану, не заживавшую всю жизнь… А люди все-таки продолжали спрашивать себя: “Откуда взял он эту дивную краску?..”» [279]

Автор этой статьи в «Журнале для всех» прямо сравнивает судьбу героя рассказа с судьбой самой Оливии Шрейнер.

Сочувствие к африканцам, черта непривычная для литературы тех времен, тоже не прошла мимо внимания российских литературных критиков. «Настоящими страдальцами являются здесь те, которые необъятной массой слоятся под европейским населением Южной Африки, те дикари, ее исконные обитатели, которые так дорого расплачиваются за свое бессилие и некультурность. Настоятельно рекомендуем рассказ Оливии Шрейнер нашим читателям» [280].

Сборник Оливии Шрейнер «Грезы и сновидения» выходил в Москве дважды [281].

В 1912 г. книга «Женщина и труд» была издана в Москве. Предисловие к русскому изданию интересно своей противоречивостью. С одной стороны сказано:

«Казалось бы, чт? можно сказать в теперешнее время по женскому вопросу вообще? Все давным давно уже было сказано и пересказано…» [282]

А с другой — «женский вопрос» в России есть и обостряется тем, что появилась обширная литература с циничной проповедью аморальности.

«Все мы знаем, что с ним у нас далеко не все благополучно, и тем не менее, миримся с этими “Анфисами”, “Саниными”, Вербицкими и их порождениями, как “Огарки”, приписывая их развинченным нервам молодежи и утешая себя тем, что когда изменятся “общие условия” нашей жизни, то и половые отношения войдут в свою норму, а пока что, мол, не взыщите…»

Какой же вывод? В этих условиях книга Оливии Шрейнер с ее здравыми, мудрыми и подлинно гуманистическими рассуждениями оказалась чрезвычайно полезной.

«И вот появляется Шрейнер и говорит громко и смело: “Нельзя ждать! Нельзя подчинять этот коренной вопрос никаким посторонним мотивам — это значило бы рисковать и психическим, и физическим здоровьем будущих поколений! Женщина — все равно какой расы или нации, — если она только стоит на высоте своего мирового призвания, не может и не должна мириться с этим; ее материнское сердце не должно допустить ее до этого, поскольку оно успело созреть и развиться в ней”. Вот почему если бы О. Шрейнер спросила меня, кому посвятить свою книгу, я убедительно просил бы ее посвятить именно русской молодой женщине».

Российский читатель получил от Оливии Шрейнер и образ женщины-африканки, который крайне редко можно было встретить в тогдашней мировой литературе. На протяжении всей книги Оливия Шрейнер, разбирая положение женщины в различных обществах мира, проявляла к представителям каждого из народов, независимо от цвета кожи, такое уважение, какое в тогдашнем мире встречалось лишь как исключительная редкость. И этому тоже отдали дань российские журналы.

А сколько в тогдашней русской печати рассказов о жизни самой Оливии Шрейнер! Приводили ее пророческие слова о кровавой англо-бурской войне и других трагедиях, постигших Южную Африку. В журнале «Мир Божий» напоминали чье-то сравнение Оливии Шрейнер с Кассандрой: «Она тоже проповедовала в пустыне». И с сочувствием — что во время войны англичане с нею «обращались очень сурово: ей не позволено было видеться с мужем, ее рукописи были сожжены… и часовому отдан был приказ стрелять в нее при первой же попытке к бегству» [283].

На страницах «Нивы» и других русских журналов фотографии Оливии Шрейнер помещены рядом с бородатыми бурскими бойцами, увешанными патронташами. Она вошла в ряды героев той войны.

* * *

Ну а интересовала ли Оливию Шрейнер жизнь далекой России?

Она прекрасно знала «Крейцерову сонату», хотя не во всем была согласна с Львом Толстым [284]. Называла Софью Ковалевскую одной из величайших женщин в истории. Читала дневники Марии Башкирцевой. Восхищалась образом Базарова в «Отцах и детях» Тургенева.

3 февраля 1905 г., вскоре после «Кровавого воскресенья» в Петербурге, кейптаунская Социал- демократическая федерация организовала митинг протеста против репрессий в России. Оливия Шрейнер болела и не смогла придти, но прислала письмо. Оно было опубликовано.

«Я глубоко сожалею, что не могу быть с вами на митинге в воскресенье, чтобы выразить мою солидарность с русским стачечным движением. Отсутствуя физически, я буду с вами душой; и еще больше — с теми, кто сейчас в далекой России взял на себя бремя извечной войны человечества за высшую справедливость, войны, которая ведется столетиями то одним народом, то другим […] Сегодня знамя перешло в руки великого русского народа» [285].

Писательница вряд ли могла знать, что Максим Горький когда-то напечатал ее рассказы в «Нижегородском листке» и оценил очень высоко. Сама же она высоко ценила его:

«Я прочитала в утренней газете, что Максима Горького повесят. Еще несколько лет назад я считала, что в начале Двадцатого столетия такое невозможно. Сейчас я уже так не считаю».

В этом письме и сочувствие к российским евреям. Сожаление, что, не придя на митинг, она лишила себя возможности увидеть «очень многих российских евреев, представителей великого народа, который дал Европе ее религию и всему миру — своих сыновей. Как южноафриканка я горда и рада, что мы смогли дать прибежище и принять в наше гражданство многих, кого преследования вытолкнули из родных мест».

В центре Кейптауна 1 июля 1906 г. был митинг солидарности с российскими евреями. Обращаясь к собравшимся, Оливия Шрейнер протестовала против антисемитизма — и в России и в Южной Африке.

«Бедный еврей, изгнанник из России, прибыл к нашим берегам лишь с узелком одежды и с двумя пенсами в кармане, или вообще без единого пенса; и это его здесь причисляют к нежелательным элементам, от которых мы хотим избавиться» [286].

В 1918 г., после революции, она писала, что «прочла все книги о России», которые «смогла достать в течение последнего года» [287]. Ее волновали российские события, хотя она была тяжело больна и прикована к постели. Ненавидя царский режим, надеялась, что для России наступают лучшие времена. Но увидеть, как сложится ее будущее, уже не смогла. В 1920 г. писательницы не стало.

…Как легко клеймить национализм другого народа, расизм другой расы — и как трудно критиковать расизм и национализм своих соплеменников, добиваться от «своих» уважения к «другим», «чужим»! Оливия Шрейнер встала на этот тяжкий путь смолоду и нашла в себе силы не сходить с него до конца дней.

Отклики на свержение царизма

Южная Африка и Февральская революция… Казалось бы, какая может быть связь? Однако была… И сложная, далеко не однозначная.

Среди самых влиятельных иностранцев, которые повидали Россию в последние недели перед Февральской революцией, были два человека, пусть и не рожденных в Южной Африке, но связавших с нею долгие годы жизни.

Лорд Алфред Милнер с 1897 г. по 1905-й, был губернатором британской Капской колонии.