Истоки: социокультурная среда экономической деятельности и экономического познания

ожидаемой полезности ошибочна как теория рациональности. Эти эмпирические аномалии наряду с общей критикой ожидаемой полезности[194] стимулировали появление нескольких менее амбициозных альтернативных теорий рациональности в условиях неопределенности.[195]

Мы не можем рассматривать здесь спорные вопросы, касающиеся теории ожидаемой полезности и альтернативных теорий, укажем лишь, что они непосредственно относятся как к экономической науке, так и к этике. Так, теория ожидаемой полезности используется при обосновании этических выводов, подобных примечательным «доказательствам» утилитаризма Флеминга,[196] Харсаньи[197] и Уильяма Викри,[198] или теории справедливости на основе торга Давида Готье.[199] Альтернативные теории рациональности не только опровергают эти аргументы, но в некоторых случаях[200] опровергают возможность и привлекательность конкретных этических концепций, подобных утилитаризму. Некоторые из этих альтернативных взглядов на рациональность, имеющие более теоретический характер, например концепция «решительного выбора» Э. Маккленнена, предлагают новые варианты концептуализации и преодоления противоречий между индивидуальной рациональностью и общественной оптимальностью. Маккленнен доказывает рациональность «решительного» выбора курса действий, например кооперирования в серии игр вроде «дилеммы заключенных» (см. с. 203–213 наст, изд.), и отказа (кроме случая с появлением непредвиденной информации) от внесения изменений, направленных на оптимизацию планов. Так, лица, совершающие решительный выбор, могли бы не уклоняться от кооперативной стратегии в последнем, по их убеждению, раунде итеративной дилеммы заключенных, и при этом аргумент «обратной индукции», предположительно доказывающий рациональность того, чтобы не кооперироваться в каждом раунде, не мог бы начать действовать. Столкнувшись с возможностью непоследовательности действий во времени,[201] индивид не испытывает потребности в корректировке текущих решений в свете того, что он предпочтет позднее. Он может также выбрать курс действий и твердо следовать ему.

Кроме того, хотя проблемы, связанные с теорией ожидаемой полезности, являются сугубо теоретическими, они имеют непосредственное практическое значение, поскольку альтернативные теории могут давать иные рекомендации относительно того, как действовать рационально. Например, при рассмотрении упомянутого выше вопроса об атомной энергетике (который со всей очевидностью характеризуется не только риском, но и неопределенностью) следует ли нам полагаться на благоприятные прогнозы будущих последствий и стремиться максимизировать ожидаемую полезность или признать свое неведение относительно связанных с таким решением вероятностей и использовать какие-либо иные критерии выбора?[202]

Помимо этих спорных вопросов, моральные философы указали также на существование иррациональных предпочтений, не говоря уже о вопросах, связанных с непоследовательностью поведения.[203] Например, Д. Парфит отмечает, что «иррационально желать чего-либо, что ни в каком отношении этого не заслуживает...».[204] Он дает пример индивида, который предпочитает большее несчастье в следующий вторник меньшему несчастью в нынешнюю среду просто по той причине, что его не беспокоит то, что может случиться в следующий вторник. Как отмечает Парфит, «...тот факт, что страдание наступит во вторник, не является основанием для такого предпочтения. Предпочтение худшего из двух несчастий без причины иррационально».[205] Джеймс Гриффин настаивает на том, что определенные классы явлений, такие как достижение, удовольствие, «глубокие личные отношения», должны являться объектами предпочтения для всех рациональных людей, тогда как другие предпочтения являются рациональными только в том случае, если может быть показана та или иная их связь с названными выше «объективными» ценностями.[206] Такие взгляды находятся в противоречии с образом мысли экономистов в рамках теории полезности, хотя их можно трактовать не как отказ от основополагающей точки зрения экономистов на рациональность, а просто как дополнительные ограничения.[207]

Действительно, даже такой философ, как Готье, который строит теорию ценности на теории ожидаемой полезности и энергично критикует объективный взгляд на ценность, отмечает, что теория ожидаемой полезности является слишком слабой. Готье полагает, что рациональные предпочтения должны отражать опыт и рефлекс самосохранения, и что предпочтения, раскрываемые индивидом в его поведении, должны соответствовать его позициям, провозглашаемым вербально. На основе подобных критериев Готье отличает ценности от простых вкусов.

Принятие теории полезности также ставит серьезную проблему для морали и благоразумия всякий раз, когда предпочтения меняются. Как отметили Ричард Брандт и Парфит, чтобы считать нечто благом для индивида, недостаточно принять во внимание его установленные предпочтения, какими бы «очищенными» они ни были. Ведь если рейтинг установленных предпочтений меняется, становится неясным, принесет ли индивиду пользу удовлетворение или крушение первоначальных предпочтений.[208] Представляется, что приемлемый взгляд на рациональность и благосостояние должен проникать дальше и глубже установленных предпочтений.[209] Это положение имеет четкую связь с политикой, если институты или принципы оказывают систематическое воздействие на формируемые людьми предпочтения. В этом случае оценка политики требует либо решения о том, каким предпочтениям содействовать, либо принимаемого на процедурных основаниях выбора институциональной структуры, создающей необходимые условия для реализации желаемых предпочтений.[210] Необходимо также принимать во внимание наличие конфликтов между предпочтениями первого порядка (например, о сорте сигарет) и так называемыми метапредпочтениями, или предпочтениями относительно предпочтений (см. с. 141–146 наст. изд.).

Включение морального поведения в экономическую теорию

Теперь мы можем приступить к рассмотрению того, как моральные характеристики поведения могли бы быть соотнесены со стандартной точкой зрения на рациональность. Полезную отправную точку дает литература, в которой делаются попытки включить моральные критерии поведения в позитивное описание экономических явлений.[211] Эта литература эклектически заимствует идеи, касающиеся нравственного поведения, из социологии, истории, из наблюдений и даже экспериментов, с тем чтобы выработать новые теоретические взгляды на поведение домашних хозяйств, фирм и, следовательно, хозяйственных систем. Во многих исследованиях подчеркивалось, что моральные ограничения поведения могут иметь инструментальное значение для обеспечения экономической эффективности, хотя в то же время можно исследовать и вопрос о том, как моральное поведение может стать помехой для экономического развития.[212] Кроме того, воздействие моральных обязательств на характер экономических результатов представляет интерес и при отсутствии связи с эффективностью.

Воздействие моральных обязательств. Моральные нормы могут оказывать значительное влияние на предоставление общественных благ, на голосование, на виды деятельности, ведущие к образованию экстерналий.[213] Но, вероятно, наиболее аргументированные и полезные исследования воздействия морали на экономическое поведение были связаны с трудовой мотивацией и организацией фирмы. По крайней мере со времени К. Маркса и Дж. С. Милля экономисты признавали, что результаты труда рабочих тесно связаны с их восприятием легитимности управленческой власти и справедливости распределения.

В конце XX в. исследования этих проблем начинаются с признания того, что трудовые контракты неизбежно являются неполными, а мониторинг результатов труда – несовершенным и дорогостоящим. Любой тип контракта, учитывающего результаты труда, вызывает проблемы морального риска с обеих сторон: работники стремятся к меньшим усилиям по сравнению с оговоренными в контракте, а