отмечал Рёмер,[300] Роналд Дворкин отстаивает перераспределение результатов неравенства способностей, но считает приемлемым неравенство, вытекающее из различий в стремлениях. Однако различия в стремлениях индивидов к дополнительным усилиям, так же как и различия в способностях, должны в конечном счете вытекать из определенных различий в их биологических и личностных характеристиках. Чем в этом смысле способность быть амбициозным отличается от ресурсов? Ведь некоторые люди могут обладать ферментами, позволяющими им извлекать больше питательных элементов из пищи или больше удовольствия от просмотра кинофильма. Почему бы не подумать и об этих различиях как о скрытых ресурсах? Легко видеть, что идя по этому пути, можно утверждать, что любое различие в имеющихся уровнях благосостояния, полученное при предположительно равных ресурсах, в действительности есть продукт скрытых различий в ресурсах.
Рёмер доказал несколько замечательных теорем, показывающих, что единственным распределением, отвечающим ряду выглядящих обоснованными требований к механизму уравнивания ресурсов, является равенство благосостояния. Рёмер справедливо представляет этот результат не как доказательство того, что равенство благосостояния является единственным подходящим стандартом, а как работу, проведенную с целью прояснения важных проблем, связанных с разграничением точки зрения сторонников ресурсного подхода и точки зрения сторонников подхода, основанного на благосостоянии. По его мнению, это проблемы двух типов. Первый из них связан с несоответствием между идеальными рассуждениями о справедливом распределении и реальными ограничениями информации. Уравнивание благосостояния требует огромных объемов информации не только о распределении ресурсов, но и о том, что происходит в головах людей. Если к этим проблемам добавить стимулы к искажению информации, создаваемые всякой системой уравнивания благосостояния, то в качестве приемлемого компромисса может выступить некоторая упрощенная версия ресурсного эгалитаризма.
Проблема второго типа носит в большей мере философский характер. Разграничение между теми внутренними ресурсами, которые общество может пожелать компенсировать, и другими внутренними различиями, которые ему не следует компенсировать, должно основываться на мнениях относительно характера индивидуальной ответственности и о свойствах данной личности. Мы можем хотеть предоставить компенсацию людям, слепым от рождения, но не людям, родившимся без честолюбия. Мы можем считать целесообразным действие по предоставлению компенсации лицу, страдающему от постоянной боли в связи с болезнью, но не лицу, подвергающему себя страданию по религиозным соображениям. Четкое формулирование и последовательное отстаивание такого разграничения представляют собой большую задачу, далекую от завершения.[301]
С этих позиций доверие к предпочтениям даже в пределах свободного от зависти распределения представляется проблематичным. Вся задача, состоящая в определении, что считать ресурсами, и в решении, какие весовые коэффициенты придавать различным ресурсам при оценке отклонений от равенства, в целом требует большей объективности. Перечень ресурсов и оценка их относительных весов должны быть предметом рассмотрения с точки зрения общественной морали. Как и в случае с первичными благами Ролза и задатками Сена, оценка этих ресурсов должна зависеть от их важности как средств достижения различных аспектов высокого уровня жизни. Свидетельства об уровне удовлетворения предпочтений или уровне рыночной ценности, придаваемой тому или иному ресурсу, должны учитываться, но не определять суждения относительно ценности ресурсов.
В дополнение ко всем этим быстро развивающимся исследованиям, затрагивающим вопрос о том, что следует уравнивать, продолжаются дискуссии о том, следует ли уравнивать вообще, почему и в какой степени. Суждения о степени уравнивания прямо зависят от роли, придаваемой равенству в общих схемах моральной оценки. Приверженность моральному и политическому равенству глубоко укоренена в американской политической традиции и в кантовской этике, но влияние этой приверженности на
В нашем обществе люди привержены целому ряду принципов справедливости, на основании которых они оценивают экономические институты и результаты. В качестве первого примера рассмотрим некоторые из тех принципов, которые принимаются как очевидные и влияют на то, как работники оценивают справедливость уровня оплаты своего труда:
1. Более сложные, неприятные или опасные виды работ должны оплачиваться более высоко.
2. Должности, связанные с большей ответственностью, должны оплачиваться более высоко.
3. Трудовое усердие должно вознаграждаться.
4. Справедливо вознаграждение за трудовой стаж. Те, кто работают на данного работодателя длительное время, должны оплачиваться более высоко.
5. Уровень заработной платы не должен зависеть от расовой принадлежности, пола работника или от случайной прихоти работодателя.
Это всего лишь некоторые из многих подобных принципов, существуют и другие, которые устанавливают приоритеты в случае возникновения конфликта между перечисленными выше. Кроме того, не все эти принципы имеют четкую связь с положениями этики, и у экономистов и философов может возникнуть желание подвергнуть сомнению некоторые из них или конкретные способы их реализации.[304] Некоторые экономисты могли бы задать вопрос, намного ли уместнее предлагать оценивать с моральных позиций уровень заработной платы, чем цену ножниц или количества снега, выпавшего в Буффало (штат Нью-Йорк). Однако не подлежит сомнению, что моральные суждения относительно заработной платы согласно упомянутым выше принципам часто делаются работниками (а иногда и работодателями), а оценка подобных моральных суждений может оказаться релевантной при рассмотрении значимости и прочности обязательств, взятых на себя экономическими агентами. Отрицание такого рода моральной оценки само покоится на некоторых принципах справедливости, которые нуждаются в обосновании.
Принципы справедливости влияют на оценки и других аспектов экономической жизни. Возьмем, например, равенство возможностей. Хотя никто не станет подвергать сомнению его важность,
