но вкус этот не имел ничего общего со знакомой с детства пищей. «Говядина тушеная с бобами в томатном соусе» – значилось на пестрой бумажке, обернутой вокруг банки. Вот этой «говядины» он и набрал с собой.
Деггубэрт зашагал в прежнем направлении, и вскоре холм со «складом» скрылся из виду. Почти в это же время линия горизонта затемнилась, словно мокрицы сложили в той точке кучу своих мелких яиц. Смотритель спрятался за ближайший холм и осторожно выглянул, ожидая, когда точки превратятся в нечто различимое глазом. Это оказалась еще одна стая гигантских стрекоз. На сей раз твари, стремительно увеличиваясь в размерах, летели прямо на Деггубэрта – и ожидать от громадных насекомых можно было чего угодно. Они так резво взмахивали своими прозрачно-сетчатыми крыльями, что казалось, будто в небе воссияло еще несколько маленьких солнц.
Ближняя к Деггубэрту летающая шестилапая махина, без устали озирая пески своими непропорционально большими, вращающимися фасеточными глазами, на несколько мгновений скрылась за холмом, а затем внезапно вынырнула из-за вершины, но опытный воин уже поджидал ее, выставив вперед Магический Нож и повторяя про себя заученные слова с бумажек Фойлта.
Гигантской стрекозе, уже раззявившей пасть в предвкушении добычи, оставалось пролететь всего пару десятков метров, когда Деггубэрт сжал рукоять Ножа всеми пятью пальцами.
Поддерживая левой рукой правую, державшую Нож, смотритель провел незримую линию поперек тела огромной стрекозы, – и тотчас голова чудовища отвалилась, не дав твари завершить полет. Задняя часть разрезанной надвое стрекозы упала, корчась на песке, а передняя рухнула под ноги Деггубэрту, забрызгав доспехи и кайды мелкими капельками зеленовато-коричневой крови.
А потом Деггубэрт резал и резал гигантских исчадий пустыни, вконец обезумевших и кидающихся не только на смотрителя, но и на трупы уже убитых сородичей. Только одной стрекозе, пока Деггубэрт расправлялся с ее товарками, удалось, залетев сзади, царапнуть доспехи на спине. Однако металл лишь погнулся, но не поддался, а смотритель обернулся и направил Силу на хищную тварь…
Вскоре песок вокруг повлажнел от крови и студенистого мяса громадных стрекоз; куски мертвых тел устилали небольшую площадку между холмами. Неподалеку Дерт заметил какую-то былинку, подошел к ней, чтобы сорвать и пожевать, утолив жажду глотком пряного сока, но тут же отшатнулся, – на верхушку травинки накололся и там завис маленький кусочек фасеточного глаза…
«Вот проклятье!» – невольно вырвалось у Деггубэрта.
Он оглядел поле боя и небо окрест, дабы убедиться, что в живых не осталось ни одной твари, способной причинить ему хоть какой-то вред, и зашагал дальше.
Ближе к вечеру смотритель набрел на оазис с остатками былого поселения. Первый же беглый взгляд на обстановку дал точное и полное понимание того, как лишились жизни его обитатели, и как храбро и мужественно боролись с врагами обитатели кампуса. Скелеты поселенцев в полуистлевшей одежде валялись посреди селения, рядом с заржавевшими ножами, мечами, копьями, топорами, стрелами и зудящими под порывами ветра пустотелыми неровными трубами и пластинами гладкого хитина – все, что осталось от многоногих, напавших на людей.
Деггубэрт походил по кампусу и, изучив сильно присыпанные песком следы, восстановил в уме последовательность событий, ярко представляя себе, как случилась эта давняя трагедия.
… Вот многоногие с нескольких сторон подступили к песчаным холмам, окружающим оазис, и приготовились к атаке.
Поселенцы, занимавшиеся привычными делами, сновали туда-сюда по кампусу; какая-то женщина – клочки одежды на этом остове хоть и сильно выцвели, но когда-то играли в свете дня яркими красками и узорами – набирала воду из глубокого колодца, прикрытого от жары деревянной крышей; вокруг играли детишки. Несколько мужчин что-то пили из глиняных кружек на крыльце большого дома, – сейчас от них остались лишь скелеты среди разбросанных черепков; а, неподалеку гулял осел, так никем и не распряженный до самой гибели.
И внезапно с холмов посыпались вниз, на оазис, кровожадные хищники. Десятки, сотни огромных тварей, не знающих милосердия, разгоряченных видом поселенцев и предвкушением близкой крови. Люди пытались убегать от громадных безжалостных тварей, но те легко догоняли их и убивали, высасывая кровь или же разрывая на части и поглощая плоть большими кусками.
В какой-то момент атака гигантских пауков, казалось бы, захлебнулась: несколько десятков поселенцев не запаниковали, успели добраться до кузницы и оказали отпор чудовищам. Оружия хватает в любой кузнице, и эти люди взяли все, вышли и стали сражаться с тварями, ухитрившись уничтожить гораздо больше врагов, чем было их самих. Но силы оказались не равны – и вот уже поселенцы начали отступать обратно в кузницу, одного за другим теряя своих соседей и родственников, друзей и приятелей. Потом у них закончились стрелы, а клинки затупилось о твердый хитин огромных тварей. Восьмилапые, напирая на стены кузницы, в конце концов снесли ее до основания и принялись убивать и пожирать людей…
«А здесь схватка была особенно ожесточенной… – Деггубэрт ходил по кампусу, тщательно вглядываясь в каждую примету страшной трагедии. – Вон сколько скелетов! Один на другом…»
Неподалеку от разрушенного пауками здания обнаружилась целая гора смешавшихся между собой костей и кусков хитина, заржавленного оружия и клочков ткани. Смотритель невольно сжал кулаки.
За руинами кузницы, примерно в ста шагах, Деггубэрт заметил строение, которое, в отличие от всех остальных зданий кампуса, почему-то неплохо сохранилось. Может, потому что оно стояло несколько поодаль от всех других. А может, кому-то из поселенцев чудом удалось выжить, и они восстановили дом. Или же потом сюда пришли другие люди… Как бы то ни было, ненадежной выглядела лишь часть крыши, да одна из стен пошла трещинами.
Деггубэрт и не заметил, что солнце уже начало скатываться к линии горизонта, и спохватился, когда тени сильно удлинились, а небо стало темнеть.
«Там я и переночую, – подумал смотритель, направляясь к зданию. – Все же хоть какое-то, а жилье…»
Но здание жилым домом не являлось, и Деггубэрт это понял, рванув на себя плотно закрытую дверь.
Небольшая, по колено высотой, тля стояла у дальней стены и жевала траву, проросшую сквозь трещины в полу. Через пролом в стене виднелись густые заросли кустарника, простиравшиеся до ближайшего холма. Когда дверь стукнула об косяк, закрываясь вслед за вошедшим смотрителем, тля лениво повернула к нему каплеобразную прозрачную тушу на коротких нелепых лапках, и продолжила жевать. Она тупо смотрела на Деггубэрта крошечными коричневыми глазками и размеренно перебирала жвалами: вверх – вниз – по кругу. И снова: вверх – вниз – по кругу. И опять, и опять.
«Скотина и есть скотина, будь то осел или тля, – пришла в голову воина досадливая мысль. Он почему-то не удивился присутствию тли в этом заброшенном кампусе. – А чего скотине больше всего надо? Жрать. Ну, жри, жри, дура».
Внутри все носило следы запустения, однако обстановка до сих пор относительно сохранилась.
Посередине помещения имелся свободный проход, а слева и справа находились огороженные стойла, каждое размером чуть больше той тли, что стояла и жевала траву. Деревянные дверцы для прохода в стойла заплесневели и постепенно осыпались трухой, но вид по-прежнему имели аккуратный: гладкие, ровные, чтобы не поцарапать и не занозить руки… несколько из них болтались на петлях и тихонько поскрипывали давно не смазанным металлом.
Деггубэрт неспешно прошелся по центральному проходу и осмотрел стойла. Ни в одном из них, устланном сеном и тщательно вычищенном, тлей не было – оставалась только та, что тупо жевала траву.
«Молоко, – подумал Смотритель. – У тлей вкусное и сытное молоко. Сладкое, говорят…»
Он направился к скотине и, не зная толком, как к ней следует обращаться, произнес первое, что пришло в голову: «Цып-цып-цып!». Так когда-то давно, когда Деггубэрт был еще совсем маленьким, мама приманивала птиц – редкостных, прекрасных созданий, раз в четыре времени опускавшихся небольшой
