– Что там? – Судя по тому, как младший сержант службы исполнения наказаний влип в монитор, заключенные занимались чем-то интересным.
– Вы не поверите, Лев Геннадич…
Сержант начал было приподниматься, когда начальник тюрьмы, подполковник Лев Жарков, остановил его:
– Сиди, сиди, Храмченко. Так что, говоришь, делают? – и сам положил руку на плечо, склонился к монитору.
– Вот, – курсор скользнул по экрану, неровно очертив игральное поле. Объемное изображение доски красного дерева и костяные шашки на ней вместо положенной картинки «морга» и сводной таблицы данных по саркофагам.
– В нарды играют?!
– Да.
– Черт. И кто?
– 3470 и 6616.
Широкая ладонь прошлась по бритой коже затылка, опустилась на складчатый загривок. Геннадич задумался.
– Прекратить?
Пальцы сержанта зависли над терминалом. Глаза же следили за ходом шашек. Из наушника гарнитуры доносилось невнятное бормотание и стук костей.
– Не-е-ет, – протянул Геннадич нехотя. – Правилами не запрещено. Можно общаться. Нельзя изолировать.
Тем временем у кого-то из игроков выпали две шестерки.
– Вот же, черт! – повторил Геннадич. – И кто из них протащил прогу? Впрочем, нет, не отвечай, наверняка искин. Как работаете, а? Я тебя спрашиваю, кто ему память чистил, а?
Он уперся второй рукой в стол, навис над сержантом, не замечая, как тот проседает, съезжает по спинке стула под его разъяренным взглядом.
– Лев Геннадич! Да Лев Геннадич же! Чисто работаем! Не было у него ничего! Все снесли лишнее! Он сам ее сгенерил только что!
– Сге-не-рил? – Багровая краска залила затылок, охватила шею, поднялась на скулы, прямо под узкий прищур глаз. Блестящая потом лысина осталась бледной. – Это ж с каких же ж ресурсов – трехмерную доску? Когда у него оперативки от сих до сих, в обрез хватает для поддержания сознания?
– Он перепрограммирует.
– Кого?!
– Себя. Перестраивает архитектуру, перераспределяет процессы, оптимизирует…
С минуту они смотрели друг на друга. А потом оба уставились в экран.
Подполковник Жарков удовлетворенно потирал руки. Лицо заключенного, еще минуту назад сосредоточенное, исказилось. Рот распялился в безмолвном крике, и только дыхание вырывалось со свистом.
– Так-то, сучонок. Будешь знать.
– Да не ори… ты так… мать… твою… как бо-о-ольно… – он выдавливал из себя слова, словно рот его был полон каши.
– Больно, да? – заулыбался подполковник.
– Да-а, – едва ворочая языком, ответил заключенный.
– А вот так? – Он примерился и снова всадил кулак в безвольно лежащее тело.
На этот раз ему удалось исторгнуть крик.
