своей головой в запертые двери ДЭЗа: сегодня должны были выдавать “визитки”. Очередная совковая придумка: как всех уравнять в правах и возможностях.
А поливалка всё ползала и поливала…
Унылую эту картину скрашивали лишь оранжевые огоньки настурций и бархатцев, да две зарумянившиеся на осеннем холоде щеки, весело выглядывающие из опушки комбинезона…
А потом мы пошли с тобой гулять – туда, вниз. Потому что там – любимые твои деревья и падающие листья… И ты никак не можешь без новых впечатлений.
Мы выезжаем с тобой на улицу. Вверху, на нашем тринадцатом этаже, ещё солнышко, а здесь уже сумеречно. Здесь идёт дождь. Сероглазое существо, высовывающееся из коляски, неутомимо осыпает меня вопросами. Точнее – одним-единственным вопросом, но звучащим без перерывов: “Ы? ы? ы?” На языке моей девочки это означает: “Что это? кто это?”
– Ы? ы? ы?
Кто это?! – хочу я спросить вместе с ней, с содроганием оглядываясь вокруг…
Они выползали из намокших кустов, из-под набрякших деревьев, из неосвещённых дверей подъездов, отпочковывались от винной очереди и от очереди за “визитками”, отлеплялись от стен домом, выныривали из-за угла… Кто это?!
Тараканьи повадки, мутные глазки, плоские переносицы; речь громкая, крикливая, но ни одного слова не разобрать…
Или наша планета давно и плотно заселена инопланетянами, или нас с тобой, моя девочка, занесло в чужую галактику…
– Ы? ы? ы?
Но у меня язык не поворачивается сказать тебе: это люди. Я говорю тебе: “Это – некусы”, вспомнив Антошино словечко.
Страшная догадка. А ведь, наверное, не только по Божьему образу и подобию сотворены существа, населяющие землю?… Творил не только свет. Творила и тьма. И уж она-то пекла, строгала свои “произведения” без устали и сомнений.
И напекла, и настрогала…
И я везла свою девочку по планете странных не-людей, пугающих недо-человеков, возникающих из хлюпающей холодной сырости, катила коляску по грустной, печальной планете сумерек и дождя…
НОЧНОЕ ЗАСТУЛЬЕ
– Просто у тебя настроение сейчас такое, – говоришь ты.
– Вовсе нет. С настроением я справилась. Видишь, я улыбаюсь? Тебе и детям…
Просто я поняла, что
– Но толпа всегда жила по звериным законам. Неужели для тебя это открытие?
– Но я не могу жить, когда вокруг – толпа! Я боюсь её… Боюсь за детей.
– Ты думаешь, где-нибудь в другом месте тебе не будет страшно?
– В другом месте будет по-другому. А здесь… Я никогда не прощу им отца Александра. Никогда!
Ты долго и грустно молчишь. Ты с трудом говоришь слова, которые меня не утешают, не ободряют, не внушают надежды:
– Толпа она везде толпа…- говоришь ты. Говоришь то, что я и так знаю. Но с чем не могу смириться.- Та же толпа убила Попелюшко. Убила Лютера Кинга. Улофа Пальме. Индиру Ганди… Та же толпа распяла Христа… И кто-то до сих пор не может простить этого евреям. Но не евреи убили Христа. И не поляки Попелюшко. Не шведы Пальме…
Наше традиционное ночное застулье. Крошечная прихожая, три стула, отключенный ото всего мира телефон, посапывающие за стеной дети… Остывший чай и всё те же вопросы, на которые нет ответа…
ПЕРЕЛИСТЫВАЯ “ПАРИ МАТЧ”
Варю на обед макаронные рожки, что по нонешним временам почти роскошь, и перелистываю “Пари матч”…
“Я считаю, это нормально – ссориться из-за ужина”. Исповедь среднего француза. Смешно. И… страшно. Страшно, если представить хоть на миг, что мы живём
“Какой кошмар! Какая бездуховность!”
И тут же перед глазами – сцена:
Сегодня. В гастрономе. Две молодые, на вид вполне интеллигентные женщины. Они сцепились из-за куска масла. Они готовы были выцарапать друг другу глаза. А какими словами они крыли друг друга!…
ЭТО – БОЛЕЕ ДУХОВНО? Убивать друг друга из-за куска еды!
На днях один знакомый писатель сказал: “Наступает эпоха песен и стихов”. И в ответ на недоуменное молчание слушателей пояснил: “Когда в магазинах кончатся даже раскрашенные пакеты, и туда незачем будет ходить, все забудут о еде и начнут сочинять стихи и петь песни”.
Его бы устами…
Варю макаронные рожки на ужин и радуюсь, что хотя бы они ещё не кончились; на несколько дней хватит. И мне унизительна моя радость. Она меня возвращает в пещеру.
Нет, ещё дальше… – куда, Господи?
Так что же нам осталось в этой стране? Радоваться килограмму еды?
НОЧНОЕ ЗАСТУЛЬЕ
– Это от нас зависит: чему будут радоваться наши дети.