сама хотела. Кончики пальцев у нее двигались очень красиво и изящно, и он воображал, как она ласкает ими сначала годмише, а потом и его самого. Член его резко дернулся в штанах, а сердце забилось еще сильнее.
Наконец ленты были развязаны, пуговицы расстегнуты, но Беатрис еще не развела в стороны полы сорочки. Грациозным, но примитивным жестом она вцепилась в мягкую ткань и на мгновение замерла в таком положении. Она сделала вдох, отчего груди ее взлетели вверх, а потом резко сдернула сорочку через голову. Белая муслиновая ткань зацепила несколько шпилек, которые выбились из прически, и волосы Беатрис огненной рекой заструились по плечам. Не в силах больше сдерживаться, Ритчи бросился вперед и стал вынимать из ее прически оставшиеся шпильки. Ноздри ему щекотал нежный аромат ландыша, в глазах вспыхнуло желание.
– Опасно, – пробормотал он, отбрасывая шпильки на небольшой сундук, стоящий у кровати. Он и сам не был уверен, считал ли он опасными шпильки или саму Беатрис.
Будучи девственницей, она должна была бы трепетать всем телом, прикрывая себя руками. Но в действительности она являлась прирожденной соблазнительницей, груди которой вздымались с каждым вдохом. Она высоко подняла голову, и в глазах ее сияла такая гордость, что казалось, еще мгновение – и полетят искры.
– О, Беа… ты само совершенство.
Пальцы Ритчи сжались сами собой, готовые сомкнуться на ее мягких соблазнительных грудях, но он был не в силах пошевелиться, опасаясь, что в любую секунду может разлететься на кусочки от благоговения и желания. Ему уже приходилось лицезреть малую часть красоты Беатрис, когда он приезжал на Саут-Малберри-стрит, и она сразила его наповал. Теперь же, когда у него был лучший обзор, он и вовсе испытывал головокружение.
Ее изумрудно-зеленые глаза взирали на него вопросительно. Ритчи в самом деле считал Беатрис красотой в чистом виде, но сама она, похоже, в этом сомневалась. Набежавшая на ее лицо тень сомнений едва не вывела его из равновесия.
– Позволь мне помочь тебе. – Удивляясь, что он все еще в состоянии говорить, и совершенно неспособный дольше сдерживаться, Ритчи протянул руку к завязкам ее панталон. Его обычно ловкие пальцы дрожали, и мысленно он благодарил ее за то, что она последовала его совету и перестала носить шерстяные комбинации. Они представляли собой большое препятствие распространению модных веяний, хотя Ритчи не сомневался, что Беатрис и в этих ужасных творениях доктора Джагера выглядела бы привлекательно.
Руки их встретились у нее на талии, стремясь к одной цели, но мешая друг другу. Наконец Беатрис раздраженно вздохнула и предоставила Ритчи самому развязывать на ней панталоны.
– Ляг на спину, – скомандовал Ритчи, в нетерпении отталкивая в сторону шкатулку с эротическими игрушками и рассыпая их по полу. – Ну же! – поторопил он, легонько дергая Беатрис за панталоны, пока сама она устраивалась между подушками.
Глаза ее были широко раскрыты, но она ни секунды не колебалась. Приподняв бедра, она избавилась от последнего предмета одежды.
Все еще сжимая панталоны в руках, Ритчи воззрился на Беатрис.
Вот оно, зрелище, которое он так жаждал увидеть и которое обошлось ему в двадцать тысяч гиней.
Но оно стоит каждого уплаченного фартинга.
Пальцы его с такой силой впивались в тонкую ткань, что она порвалась. Беатрис была красива. Непревзойденна. Восхитительна. Но она ничем не напоминала развратную и приземленную жрицу любви. Тело ее оказалось очень изящным, пропорциональным, с мягкими изгибами, почти девчоночьим, невзирая на то что ей было уже двадцать четыре года. На коже в районе талии и бедер еще были видны следы от завязок, и Ритчи испытал необоримое желание потереться о них лицом, целуя и разглаживая.
Ее лакомое лоно было прикрыто ярко-рыжими волосами, такими ослепительными, соблазнительными и контрастирующими с белоснежной кожей.
– Что-то не так? – Снова сев, Беатрис нахмурилась, но не сделала попытки прикрыть себя. – Не такого ты ожидал увидеть, насмотревшись на эротические картинки?
– Зрелище, открывшееся сейчас моим глазам, гораздо лучше любых снимков. Несравненно лучше. – Ритчи отбросил панталоны в сторону, вдруг осознав, как глупо он, должно быть, выглядит, сидя с ними в обнимку.
– Что ж, хвала Господу! А я-то уж решила, что придется вернуть назад деньги и все новые платья и украшения, что я купила нынче утром.
Слова ее звучали раскованно, но кожа выдавала с головой – на щеках и груди выступил жемчужно- розоватый румянец. Она разыгрывала роль невозмутимой великосветской куртизанки, хотя в душе оставалась застенчивой и скромной девушкой.
– И слышать не хочу ни о каком возврате денег, Беа. Ты все, о чем я мог только мечтать. – Ритчи старался сдерживать эмоции, чтобы голос его звучал спокойно, несмотря на бушующую внутри бурю. Склонившись над Беатрис, он поцеловал ее, так как больше не мог сдерживаться.
В первую секунду она лежала неподвижно, принимая его мягкие губы, но потом, будто ожив под воздействием электричества, обвила его руками, прижимаясь своим обнаженным телом к его одетому. Ритчи изогнулся, сидя на кровати, чтобы крепче обнять ее.
Он пообещал себе, что сегодня непременно овладеет Беатрис, но теперь не был уверен, сможет ли сдержаться, находясь рядом с ней, этим живым воплощением энтузиазма и невинности, смелости и божественной чистоты.
Беатрис привнесла в его душу боль, которой он никогда не знал прежде.
Даже когда любил и дважды женился.
«Я обнажена и целую мужчину, – вертелось в голове у Беатрис. – Я обнажена и целую Эдмунда Эллсворта Ритчи».
Кто бы мог подумать, что дойдет до такого? Тем не менее, отвечая на прикосновение твердого, требовательного рта Ритчи, Беатрис впервые чувствовала, что находится именно там, где и должна быть.
Ей нравились губы Ритчи, такие бархатистые и мужественно-подвижные, нежные, но одновременно властные. Не отвечать на их прикосновение было просто невозможно, но делала она это противоречащими друг другу способами: бросая вызов и отступая, подчиняя и подчиняясь. Как это рот, который, по сути, является всего лишь образованием кожи, оказался способен на такую артистичность?
Изгибаясь и ерзая, Беатрис всем телом прижималась к одежде Ритчи, шерстяной материал которой ласкал ее кожу. Ей хотелось, чтобы он тоже обнажился, но тот контраст, что существовал между ними сейчас, казался ей чрезвычайно возбуждающим.
Руки Ритчи отправились в странствие по ее телу, чего она очень ждала, так как это являло собой новый чувственный опыт, новую провокацию. Ласкающее прикосновение его теплой кожи к ее коже. Сильные пальцы, порхающие по ее телу, – в них заключена большая сила, которую он сдерживает. Беатрис чувствовала, что внутри его существа нарастает напряжение, набирающее обороты, как вращающаяся все быстрее юла, но он касался ее очень осторожно, без жадности и сладострастия.
Если кто и был сладострастным, так это сама Беатрис, которая, не в силах сдерживаться, в экстазе терлась и терлась о тело Ритчи, двигаясь почти волнообразно, точно ласкающаяся к хозяину кошка. Когда он сел прямо, отстранившись он нее, с губ ее сорвался резкий звук недовольства.
– Я хочу, чтобы ты взялся за дело более рьяно, – сказала она и тут вскрикнула: – Ах! – потом рассмеялась от абсурдности своего поведения.
– Я и сам бы рад, моя сладкая, но позволь мне прежде снять пальто и ботинки. – Ритчи говорил совершенно серьезно, но глаза его при этом лучились весельем, энергией молодости. Прежде Беатрис никогда не приходило в голову поинтересоваться, сколько ему в действительности лет. По всей видимости, он старше ее лет на десять, а может, и больше. Когда Ритчи бывал чем-то опечален, чему раз или два становилась свидетельницей Беатрис, он выглядел на свой возраст.
Но сейчас… сейчас лицо его лучилось радостью и было почти ангельским. Со своими густыми светлыми волосами и кривоватой усмешкой он очень походил на молодого бога.
