ни следа не осталось от утренней грязно-серой мути. Это могло означать только одно — сброс энергии уже произошел.
— Я могла ошибиться, — сказала она наконец. — Сначала я услышала шаги, а потом музыку. Странную, необычную. Может, мне примерещилось…
— Что за музыка? — Он пытался сосредоточиться на ее словах, не отвлекаться на свечение разноцветных глаз.
— Такая… необычная, как григорианские хоралы, но другая. Еще мрачнее, если ты понимаешь, о чем я…
Он не понимал, но где-то на задворках подсознания зародилась еще не оформившаяся, но очень важная мысль.
— Шаги, музыка… — Селена зажмурилась. — А потом шепот. Он звал меня по имени, и у него было такое лицо… Данила, ты веришь в призраков?
— Нет. Я не верю в призраков, но я знаю, на что способен человек. Может, ты еще что-нибудь запомнила? Одежда, рост?..
Селена покачала головой.
— Ничего не помню, только рожу эту страшную и лапы. Лапы с когтями, как у вампира.
— Маска и перчатки, — сказал Данила мягко, но твердо. — Карнавальный костюм и туман — идеальное сочетание.
— А я подумала…
— Ты была напугана, ты подумала именно то, что он хотел тебе внушить. Ты подумала, что сходишь сума.
— Но зачем?! Для чего все это? И волосы… Данила, он срезал у меня прядь волос. Зачем? Я ничего не понимаю…
Он тоже пока мало что понимал, но появилась зацепка, пусть даже и призрачная.
Даниле хотелось действовать немедленно, однако он решил дождаться, когда Селена уснет. Ждать пришлось недолго: стресс сделал свое дело. Он оставил записку, на всякий случай, чтобы она не испугалась, если вдруг проснется до его возвращения, аккуратно укрыл Селену пледом. У него появились вопросы, и он знал, кому их следует задать.
Данила остановил машину у «Основного инстинкта», набрал знакомый номер.
— Соскучился, Оборотень? — послышалось в трубке.
— Поговорить нужно, — сказал он, не здороваясь.
— Давай поговорим. Что ж не поговорить-то с хорошим человеком?
— Не по телефону, с глазу на глаз.
— Прямо тайны мадридского двора! А ты где?
— На стоянке у клуба. Спускайся.
— А то давай поднимись к нам? С ребятами пообщаешься, с Ритулей поболтаешь.
— В другой раз. Спускайся, Эд!
Ждать пришлось недолго.
— Клевая тачка! — Эд, отдуваясь, плюхнулся на пассажирское сиденье. — И ты, Оборотень, тоже ничего. — На колено легла его наманикюренная, затянутая в кокетливую кожаную митенку лапа.
— Отвали! — Данила невесело усмехнулся. — Я все равно не чувствую, как ты меня лапаешь.
— А если бы чувствовал? — Эд многозначительно приподнял брови.
— А по роже?
— Каким ты был, таким ты и остался! — Эд вздохнул, скрестил руки на груди, спросил теперь уже абсолютно серьезно: — Что случилось, Оборотень? Ты ж не просто так приехал?
— Не просто так. — Данила рассеянно побарабанил пальцами по рулю.
Что он может спросить? «Скажи-ка, Эдичка, а это не ты, часом, изнасиловал мою женщину?» Что у него из доказательств? Только странные хоралы, похожие на григорианские? Да и какое это доказательство? Он может лишь предполагать, чьи они. «Черная готика» — английская группа, музыку которой, он точно это знает, Эд слушает последние несколько лет днями и ночами. Это и не музыка даже, а мировосприятие, вероисповедание. Сложная, неоднозначная, доступная очень узкому кругу. Шедевральное исполнение и специфические тексты. Настолько специфические, что «Готику» предал анафеме сам Папа Римский, а в терпимом британском обществе разразился настоящий скандал. Очевидно, что и скандал, и анафема послужили катализатором популярности группы, но «Готика» не пошла по проторенной дорожке. Закрытые и, по слухам, безумно дорогие концерты для избранных, полуконспиративные фан-клубы в Интернете, почти полное отсутствие в свободной продаже альбомов и целый сонм фанатично преданных поклонников по всему миру…
— Оборотень, не томи! — Эд никогда не отличался терпением. — Зачем приехал?
— Хочу тебя спросить кое о чем. — Данила оставил руль в покое, посмотрел в нетерпеливо- насмешливые глаза Эда.
— Ну, спрашивай!
— Ты до сих пор увлекаешься «Черной готикой»?
— Обижаешь! Она у меня даже рингтоном в мобилу забита. Оборотень, это не музыка, это философия. Наркотик, если хочешь. Такой наркотик, с которого так просто не соскочишь. А ты зачем спрашиваешь? Решил пополнить ряды преданных фанов? Если так, милости просим! Мы рады любой нечисти. А ты же типа чистопородный оборотень. Могу даже диск презентовать. Новинка, прямиком из старушки Британии. Настоящая контрабанда, даже в Сети еще нет. Серьезная вещь, я тебе скажу, не для слабаков и не для сопляков. Для таких, как мы с тобой, Оборотень. — Эд вроде бы и иронизировал, но лицо его оставалось отстраненно-серьезным.
— А кому ты его уже давал? — спросил Данила.
— Кому? — Эд нахмурился. — Да кому я его только не давал! Это раньше все плевались — отрыжка общества, дешевая провокация, подрыв устоев! А сейчас «Готика» — самое то! Нынче увлечение черными хоралами стало признаком незаурядного мышления и утонченного вкуса. Даже обидно как-то, пропадает эксклюзив…
— Так кому ты давал диск? — повторил Данила.
— Ну, так сразу и не упомнишь. Жеребцу давал, Тигре, Херувиму, Алекс, кажется. Еще тому чудику, хозяину «Тоски» давал и дружку твоему, на всю голову отмороженному.
— Это ты о ком?
— Это я о том, который со вставной челюстью, татуированной башкой и рогами.
— О Дакере?
— О нем самом! Гомофоб противный! Я его по заднице погладил, из самых чистых побуждений, между прочим, а он мне пообещал руки выдернуть и сам знаешь куда засунуть.
Данила представил эту битву титанов и невольно усмехнулся.
— А что же ты ему, гомофобу противному, диск дал?
— Дурак потому что! Знал бы, что он такой урод необразованный, хрен бы дал.
— Нет ничего плохого в том, что юноша защищает свою честь.
— Честь он защищает! Да кому она нужна, его честь?! — Эд придирчиво осмотрел свои покрытые бесцветным лаком ногти. — Я, может, просто пошутил.
— Не всем доступен твой тонкий юмор, Эдуард. Лучше скажи, больше «Готику» никому не давал?
— Далась тебе эта «Готика»! — Эд достал из кармана пилочку для ногтей. Данила невольно поморщился. — Не давал я ее больше никому. И так тьму народа обратил и облагодетельствовал. А что это ты меня допрашиваешь, Оборотень? — Он подозрительно сощурился. — Я имею дело только с совершеннолетними людьми с устойчивой психикой. Твой дружо-упырь не в счет. Уверен, эти люди могут самостоятельно решить, слушать им «Готику» или «Руки вверх».
— А со мной поделишься?
— Сказал же, поделюсь. — Эд отложил пилку, критически осмотрел ногти, вытащил из кармана пиджака мини-диск. — Вот он, родимый. Мой подарочный вариант. Пользуйся, Оборотень, безвозмездно, то есть даром. Я тут знаешь что подумал? Хочу под «Готику» номер поставить. Только пока исполнителя с подходящей внешностью не нашел. Ты бы вот точно подошел. Жаль, что ты ушел из большого спорта. А
