непроверенным фактам, и если он сказал, что донор нашелся, значит, так оно и есть. Надо успокоиться, потому что Яночка видит ее волнение, смотрит испуганно то на нее, то на дядю Васю и каждые пять минут спрашивает, зачем они улетели от бабы Ани и лошадок.
Дочка не хочет в Лондон. Этот город ассоциируется у нее с врачами, больницами и химиотерапией. Пообещать ей, что это в последний раз, что надо только еще чуть-чуть потерпеть, и болезнь уйдет?
Страшно. Тина сама не знает, чем все закончится и сколько еще всего придется пережить ее меленькой девочке.
Яна боялась, сжала обеими ладошками Тинину руку и не отпускала до конца полета. Потом уже дома, в их лондонской квартире, очень долго не могла уснуть, а когда уснула, плакала во сне. Тина за всю ночь не сомкнула глаз, ждала рассвета со смесью страха и надежды.
Дядя Вася заехал за ними в девять утра, под мышкой он держал плюшевого зайца, длинные уши которого волочились по полу.
— Ну, где там наша маленькая принцесса? — Он перехватил зайца поудобнее, отряхнул уши. — Смотри, что я тебе принес.
— Дед, где ты видел лысых принцесс? — Яна забрала игрушку, посмотрела на Тину: — Мам, можно я его с собой возьму?
Тина не знала, пускают ли в клинику с плюшевыми зайцами, но все равно кивнула.
— Готовы? — спросил дядя Вася. Выглядел он не так чтобы очень хорошо: помятое лицо, мешки под глазами. Тоже, наверное, не спал.
Тина сделала глубокий вдох, как перед прыжком в прорубь, сказала:
— Поехали!
С этого «поехали» у них всех началась новая жизнь, полная страхов, бессонных ночей, мучительного ожидания и надежды. И каждый последующий день перевешивали то страхи, то надежда.
Яне сделали пересадку костного мозга. Врачи сказали, что теперь остается только ждать и молиться. Тина ждала и молилась, и медленно сходила с ума от этого ожидания. Дочку поместили в стерильный бокс, комфортабельный стеклянный аквариум для одной маленькой золотой рыбки. Стерильный воздух, стерильное белье, стерильные игрушки. Тина знала, для чего нужна эта стерильность, ей все популярно объяснили. Дело в иммунной системе, которой у ее девочки сейчас практически нет. Ее активность сведена к нулю химиотерапией, чтобы уничтожить в крови злокачественные клетки и дать донорским стволовым клеткам возможность прижиться, и любая инфекция, даже банальный насморк, может быть для Яночки смертельно опасна. Так всегда бывает, это просто надо пережить…
А где взять силы?! Видеть своего ребенка: худенького, изможденного болезнью, с прозрачной кожей, с беспомощно тоненькими ручками и ножками, с огромными, в пол-лица глазами, и не иметь возможности даже прикоснуться к нему, погладить по голове, ощутить под пальцами нежный пух отрастающих волос. А ребенку еще хуже, он там совсем один в своем стерильном мире. Яна привыкла засыпать, держа ее за руку, а сейчас ей приходится засыпать в обнимку с резиновым пупсом, резину легче стерилизовать…
Господи, когда же все это закончится?!
Белый сказал, что операция по пересадке костного мозга прошла успешно. Белый даже сказал ему спасибо. Можно подумать, Яну нужно это его «спасибо»! Ему нужно только одно — чтобы его девочка поскорее поправилась. Не «вошла в ремиссию» — за долгие недели ожидания Ян собаку съел на всяких мудреных медицинских терминах, он даже выписал журнал по детской гематологии, не понимал в написанном больше половины, но все равно прочитывал от корки до корки, — так вот, ремиссия его не устраивала! Его дочка должна стать совершенно здоровой. Дети не должны болеть смертельными болезнями, только простудой или, на худой конец, детскими инфекциями, а все остальные ужасы взрослого мира не для них. Это же чудовищная несправедливость…
А сегодня Белый сказал, что Яна поправляется, и что очень скоро их с Клементиной выпишут из клиники, и тогда он наконец сможет увидеть свою девочку. И не только увидеть, а рассказать ей, что он ее папа, получить все отцовские права и обязанности.
Таков был их с Белым уговор. Ян свою часть договора исполнил: стал донором, несмотря на жгучее желание, не летал каждую неделю в Лондон, не встречался с Тиной, не заводил разговоров о разводе. Он ждал вот этого дня…
— Когда я смогу увидеть свою дочь? — Пришла очередь Белого платить по счетам.
— Пока не знаю. Может быть, через месяц.
— Через месяц?!
— Минимум через две недели. Я позвоню, когда девочка будет готова к встрече с вами. Всего хорошего, господин Немиров. — В трубке послышались короткие гудки.
Вот оно, значит, как! Значит, его дочку надо как-то специально готовить к их встрече! Скорее всего его просто пытаются кинуть, обвести вокруг пальца, как пять лет назад. Ну конечно, он же уже исполнил отцовский долг, а больше от него ничего и не требуется. И плевать им на то, что у него тоже могут быть какие-то чувства, что он тоже хочет принимать участие в воспитании и жизни своей дочери, хочет видеть, как она растет. У них, Тины и Белого, свои планы, и он в эти планы никак не вписывается.
Тина… маленькая, лживая дрянь. Даже не позвонила, даже не сказала спасибо.
Нет, к черту ее благодарность! Он сделал это не ради нее, а ради своей дочки. Но все равно, что ей стоило позвонить, рассказать, что их девочка выздоравливает, что их скоро выпишут?! Он же тоже волнуется. Да он забыл, когда спал нормально…
А она не позвонила. Хуже того, кажется, она пытается не подпустить его к дочке, ведет двойную игру. И пусть действует она через своего любовника, не вступая в открытую конфронтацию, все равно это ее рук дело.
Ян закурил — в последнее время он снова начал курить, — набрал номер Шурика. Конечно, у Шурика сейчас любовь и медовый месяц, и бесчеловечно выдергивать его из отпуска, но и у Яна ситуация нешуточная, он должен лететь в Лондон, разбираться со своей почти бывшей женой и знакомиться со своей дочкой, а компанию нельзя бросать на чужих людей, значит, Шурику придется на время отложить свой медовый месяц.
Разговор с другом получился коротким, но конструктивным. Шурик уже знал про Яну и про вероломство Тины. К тому же он еще чувствовал неловкость из-за Алины и, «чтобы загладить и искупить», готов был на гораздо большие жертвы, чем досрочное возвращение из отпуска.
— Старик, никаких проблем! Завтра же буду на боевом посту, — послышался в трубке его бодрый голос. — Алина тебе привет передает.
— И ей привет.
После того как Ян узнал об их несовпадении с бывшей любовницей, их отношения неожиданно стали налаживаться. Ян даже согласился стать свидетелем на их с Шуриком свадьбе. Алина, в общем-то, была неплохой женщиной, умной и дальновидной. Хорошо, что она вовремя заметила их несовпадение. Хорошо, что он вовремя понял, что она не его женщина. Алина гораздо больше подходит Шурику, а ему подходит… Пташка. Только не та холодная, расчетливая стерва, в которую она превратилась за пять лет, а та задорная девчонка с проколотым пупком и одежками из секонд-хенда, которой она была в Париже.
Она ведь любила его. Сто процентов любила. И он любил… А потом она предала. Его не было всего день, а она ушла к другому, «очень импозантному месье» с киношной фамилией Белый. Ушла, и черт с ней! Он переживет! Но она забрала с собой его дочь. Забрала тогда и хочет забрать сейчас. А он не позволит, он завтра же вылетает в Лондон.
День был чудесным во всех отношениях. В жизни таких дней раз-два и обчелся. Сегодня их с дочкой выпишут из клиники. Ну, не совсем выпишут, а отпустят домой на целых две недели! Впервые за два месяца.
— Может быть, кофе? — профессор Алан Прэтчет по-отечески улыбнулся Тине.
Они сидели в его маленьком, уютном кабинете и обсуждали планы на будущее. С ума сойти, у них с Яной появилось будущее!
