Владимировна, страх, который испытывает Ирина, он не пройдет быстро, лечение может занять годы.
— Значит, будем лечить столько, сколько надо! — предупредила Сашка ход данного высказывания.
— Я не о деньгах, Александра Владимировна. Вы при первой нашей встрече прояснили этот аспект. Я о том, что не вижу пока никаких сдвигов, и это меня беспокоит больше всего!
— Может, лекарства нужны какие-нибудь?
— Лекарства нужны, но вы же знаете, что Ирина категорически отказалась от обезболивающих и антидепрессантов! Она сильная девочка и понимает, что можно легко попасть в зависимость. Единственное, что сейчас является смыслом в ее жизни, — дети. Я старалась на этом построить процесс лечения, но… Любые попытки перевести внимание на нее как на личность вызывают мгновенное отчуждение.
— Объясните проще.
– Проще? Она не хочет жить. Не в смысле суицидальных мыслей, а в том, что она отказалась от себя как от личности. Как от женщины. Понимаете, ей придется до конца своих дней жить теперь с тем ужасом, через который она прошла. И мы, люди из обычного мира, не можем и не сможем ее понять! Я могу много говорить и объяснять, но не стоит отнимать ваше время. Я думаю, что Ире надо сменить обстановку, уехать из Москвы. Этот город подсознательно для нее ассоциируется со смертельной опасностью. И еще. Я могу посоветовать одну группу, по типу анонимных алкоголиков, только там занимаются люди, пережившие насилие. Может, что-то сдвинется, я никак не могу вывести ее из ступора страха, тем более что нет медикаментозной помощи. Ей надо услышать, понять, что она не единственная, кто прошел через ад. А еще увидеть, что люди живут дальше, строят жизнь. Хорошо бы ее на природу с детьми отправить, туда, где людей поменьше.
— Коля, возьми ее сюда пожить, хотя бы до конца лета. Она сильная, молодец, умница, я знаю, она справится со своими страхами, но сейчас она инвалид — у нее постоянно болит все тело, все кости, волосы выдраны клоками и больше не растут, приходится ходить в платке, и это еще больше отдаляет ее от людей! Я делаю, что могу, но этого мало, да и не та это помощь! Ей действительно надо туда, где людей поменьше и нет поводов для такого страха. И главное — дети! Их сейчас надо спасать от жизни в постоянном страхе! Ее нельзя жалеть — ее понять надо! Может, ты поймешь?
— Саш, ты чего меня уговариваешь? — принимая ее дружеское «ты», спокойно спросил Коля.
Вытащил откуда-то телефон, да не простой сотовый — тяжелый, странный, Сашка таких и не видела раньше.
— Водитель твой может их привезти до станции?
— Может, — удивилась Сашка.
Он протянул ей телефон.
— Вот пусть и привезет. Звони. Скажи, чтобы вещи брала только самые необходимые свои и детей, на первое время. Остальное потом решим. Я их у станции встречу.
— Что, прямо сейчас? — совсем опешила Сашка.
— А чего тянуть, Саш? Пол-лета уж прошло. Из Москвы их забрать надо, ясное дело!
— Да она напугается! Ночью ехать неизвестно куда, да еще и в Подмосковье! — сопротивлялась Сашка такому молниеносному решению.
— Вот ты и придумай, как ее успокоить, да так, чтобы она не боялась. Звони!
Сашка, как под гипнозом, набрала номер телефона, но не Ирины, сначала Сергея — водителя. Николай с Иваном отошли в сторонку, за пределы антикомариной сетки, и тихо о чем-то разговаривали.
Дав указания Сергею, она вздохнула пару раз и даже перекрестилась, бросив взгляд в сторону беседующих мужиков — не заметят ли? — и набрала Ирину.
— Ирочка, это я.
— Александра Владимировна! Вы где? — конечно же, перепуганно спросила Ирина.
— Я на даче у друзей.
Господи, помоги найти правильные слова! Тут и здоровый человек, с которым самое страшное, что случилось в жизни, — это протечка унитаза, перепугается — ехать куда-то, уж почти в ночь, к незнакомым людям! А Ирина!
— Ириш, ты ничего не бойся. Для тебя и детей все плохое закончилось. Теперь только хорошее будет! Обещаю! Ты мне веришь?
Ира подумала, осторожно помолчав, и ответила. Твердо:
— Верю.
— Вот и хорошо. Ты собери вещи летние свои и детские, сейчас Сергей приедет и отвезет вас на одну станцию. Там вас встретит мужчина. Ты его не бойся, это очень хороший человек и мой друг, можешь ему верить, как мне. Его Николай зовут. Он большой, и машина у него большая — не бойся. Ничего не бойся!
— Ладно, — тихо сказала Ира.
Саша подошла к мужчинам, отдала телефон Николаю.
— Через два часа они будут на станции.
— Вот и хорошо, — подвел итог Николай. — Где вам постелить?
— А знаешь, давай на сеновале. У тебя там благодать! — принял решение Иван.
— Порознь! — уточнила Сашка.
— Тебе, Саш, наверху, на втором этаже, — задушевно предлагал хозяин, — там красота! Спокойно, реку, небо из окна видно. А Ивана внизу устроим.
— Коль, мне с тобой ехать надо, — ушла от темы красот природы Сашка к заботам людским.
— Не надо тебе со мной ехать. Не волнуйся, Саш, все будет хорошо! — как-то так сказал он, что Сашка поверила.
— Я вас дождусь, надо, чтобы они меня увидели.
– Саш, не надо ждать. Спи. Я же обещал: все будет хорошо! – уверил ее Николай.
Пахучее, покалывающее сеновальное счастье мягко приняло в себя уставшее, избитое Иваново тело.
Хорошо!
Только сна не было ну ни в одном глазу. Мысли крутились, крутились, крутились в голове, не давая покоя навязчивыми вопросами.
Тишина. И темень. Совсем не из жизни жителя мегаполиса, и пугали, и завораживали, и располагали к размышлениям.
— Саш, не спишь?
На сеновале посреди ночной темноты и тишины голос Ивана звучал как оперная ария, пропетая знаменитым тенором.
— Нет, — отозвалась сверху Сашка.
— Почему вдруг такое доверие мужику, которого ты первый раз видишь?
Она помолчала. Что-то шуршало в дальнем углу большого амбара, может, мышь, может, какой ночной зверек, или просто сено «вздыхало».
— Так бывает в жизни. Редко, но бывает, — ответила наконец она.
— А если твоя Ира не согласится остаться без тебя здесь? Что тогда?
— Я не поняла, ты за нее переживаешь или за Колю?
— Саш, — повысил голос Гуров, раздражаясь. — Он такое перенес, только оклемался! Зачем ему лишние переживания, чужие причем?
— Нет, Гуров, не оклемался он! — возразила Сашка, помолчала и объяснила: — Ему, чтобы спастись самому, надо спасти кого-то другого, помочь, чтобы простить себя наконец, перестать обвинять в смерти своих. Он не хочет принимать ту истину, что иногда в жизни случаются события помимо нашей воли и желания, и ничего мы с этим сделать не можем, и изменить ход событий не можем, можем только разбираться с последствиями. И Ирина — это наглядный пример. Она у него перед глазами будет, и, может,
