именных приватизационных счетах и вкладах в РСФСР», и по этому закону каждый гражданин России получал именной приватизационный счет, на который должны были зачисляться денежные суммы, предназначенные для оплаты приватизируемого государственного имущества. Закон не разрешал продажу приватизационных вкладов другим лицам в течение долгого времени — порядка 5 или 10 лет, но мог такой вклад переходить по наследству.
Если бы заработал механизм, предлагаемый Верховным Советом, великое множество людей стали бы собственниками небольших предприятий. Напомню — «новые русские» в стране никуда не исчезли, частное производство и частная торговля существуют. Кстати говоря, к лету 1992 года, когда только начиналась правительственная программа приватизации, более 2000 предприятий были приватизированы «стихийно», просто по факту [72].
Вопрос в том, чтобы появился по-настоящему многочисленный класс собственников, миллионы владельцев небольших предприятий и чтобы их право собственности признавалось законом.
Вот, кстати, и механизм наполнения рынка — то есть поступление к потребителю тех ценностей, которые были в России и которые придерживались из-за отсутствия законов, страха перед голодом и отсутствия прямой заинтересованности. Ведь кровным интересом собственников стало бы покупать и продавать, чтобы собственность «работала» на владельца.
На втором этапе реформ предполагалось, что заработают рыночные механизмы — и это было вполне реалистичное ожидание.
А уже на третьем этапе, когда возник многомиллионный класс собственников, когда начал работать рынок, можно и нужно вводить либерализацию цен.
Говоря коротко, разработанный Верховным Советом закон никогда не был осуществлен. Вместо него была проведена ваучерная приватизация, а потом еще и система «залоговых аукционов», передававших в частные руки собственность очень большого масштаба — типа «Норильского никеля».
Переход к другой модели экономки всегда бывает болезненным и трудным. Иначе не может быть просто потому, что иначе не бывает никогда. Но зачем непременно спешить?
На примере Китая и Вьетнама видно, что смена модели, конечно, и там не сахар, но что можно обойтись без крайностей в виде падения производства и уровня жизни.
Дезорганизация экономической жизни происходит и здесь, но сначала параллельно с одним экономическим укладом вырастает другой и постепенно его вытесняет. Пример страны, где, несмотря на смену укладов, люди доверяют правительству, а молодежь танцует на улицах городов, сам по себе привлекателен и интересен.
Но вот что характерно: как и по многим другим вопросам, серьезные ученые придерживаются совсем других представлений, чем бурные революционеры.
Представители серьезной академической науки полагают, что постепенные реформы китайского и индийского образца не только приводят к меньшим страданиям, но дают лучший результат, чем быстрые, по польскому или по российскому образцу. К этому выводу приходит, в частности, Джон Макмиллан из Стэнфордского университета [73].
Ученые, которые специально изучали мнения научного мира о темпах реформ, утверждают: «Большинство специалистов, однако, выступили за более умеренные темпы, эволюционность проведения реформ (в том числе Л. Клейн, Я. Корнай, М. Голдман, Дж. Стиглиц и многие другие)» [74].
Скромно замечу, что «Л. Клейн, Я. Корнай, М. Голдман, Дж. Стиглиц» — это и есть столпы западной экономической науки, в отличие от проворовавшихся «гарвардских мальчиков».
Вот лидер близких к американскому правительству экономистов-реформаторов Джеффри Сакс, о котором уже не раз шла речь, уверяет: китайский опыт неприменим для СССР! Эти страны имели к началу реформ разную структуру экономики: в Китае отсутствовала развитая промышленность, большинство населения к началу реформ работало в аграрном секторе [75].
Почему американский опыт в СССР применим, а китайский — никак нет, понять трудно. Но вот мнение такое существует.
Академик Олег Богомолов полагает, что «верный и менее болезненный путь перехода к рынку — отнюдь не шоковая терапия, а целеустремленное и неуклонное развертывание рыночных институтов и инструментов в двухсекторной экономике». При этом Богомолов подчеркивает, что «нет серьезных доводов» против того, что китайская модель пригодна в России [76] .
Егор Гайдар утверждал, что СССР мог пойти по китайскому пути в конце 20-х годов, до начала индустриализации (за этот путь выступала правая оппозиция в ВКП (б)» [77]. Он даже уверял, что будь выбор, он предпочел бы «мягкие, постепенные реформы».
Он утверждал, что программа таких реформ на основе венгерского и китайского опыта была подготовлена его группой в 1985 году, но ее тогда не приняли, Советский Союз покатился по наклонной плоскости, и к 1991 году не было никакой возможности делать что бы то ни было, кроме как круто сломать все на свете за считаные месяцы [78].
Имя Олега Гаврилишина не стоит рядом с именами Олега Богомолова и Джона Макмиллана. Но как раз он-то, сравнивая результаты реформ в странах Восточной Европы и СНГ, уверяет — «шоковая терапия» дает лучшие результаты, чем постепенные изменения [79].
Чем особенно подозрительна жажда «как можно быстрее»: трудно отделаться от мысли, что скороспелые информаторы не так уж уверены в собственной правоте. Очень уж им хочется сделать задуманное так быстро, чтобы не успели сравнить, сделать выводы, подумать. Чтобы не успели помешать.
Например, для того, чтобы не успели распределить собственность в интересах тех, кому помогают «реформаторы».
Гайдаровская команда приписала себе всю заслугу приватизации в России. Заслуги или заслугу, но во всяком случае — приписала. А ведь это глубоко неверно.
Во-первых, потому, что еще в СССР начиная с 1988 года было сделано немало для приватизации государственной собственности. Помимо того что возникли пресловутые «кооперативы», государственным предприятиям предоставили самостоятельность.
По Закону Верховного Совета СССР «О государственном предприятии (объединении)» исчезала управленческая пирамида в виде Госплана и министерств, а само предприятие получало большую самостоятельность. Директора и высший слой управленцев предприятия сделались если не владельцами, то по крайней мере распорядителями собственности — порой очень значительной.
Тоже в СССР, задолго до Гайдара с Чубайсом, принят Закон РСФСР от 3 июля 1991 года № 1531-1 «О приватизации государственных и муниципальных предприятий».
Во-вторых, потому, что к началу приватизации в России Гайдар и Чубайс вообще не имеют никакого отношения.
В-третьих, потому, что Гайдар и его команда не усовершенствовали, а исказили и испортили то, что делалось до них.
С ноября 1991 года начался этап форсированной приватизации. В его основу был положен Указ Президента РФ от 29 декабря 1991 года 341, утвердивший Основные положения программы приватизации государственных и муниципальных предприятий на 1992 год.
Следующий Указ от 29 января 1992 года 66 «Об ускорении приватизации государственных и муниципальных предприятий» определял практический механизм приватизации. Государственная программа приватизации на 1992 год была принята Верховным Советом РФ в июне 1992 года. Та самая, которая не была осуществлена.
Осуществлялась странная «ваучерная приватизация», которую в народе сразу же окрестили «прихватизацией». Само английское слово voucher буквально означает «расписка, поручительство», а в США так называют еще и «чаевые». Каждый получал приватизационный чек — ваучер, о чем в паспорт ставилась отметка.
Ваучеры с самого начала накапливали, продавали и покупали. Реальная стоимость пакета акций,
