И эта весна повела себя так, как и все рано наступавшие весны в Сибири. После очень теплых дней в конце апреля сразу вдруг похолодало, в воздухе замелькали белые мушки. Пришел отзимок…
А вскоре после майских праздников Ларионов позвонил Павлову на квартиру, сообщил, что из Москвы прибыла группа товарищей во главе с весьма ответственным работником Ласточкиным. И первый вопрос его: почему не развернут массовый сев?
— Сейчас никак нельзя, — горячо заговорил Павлов. — Только что началось потепление, сорняки вот-вот пойдут…
— Это ты, Андрей Михайлович, доложи им. А мне, сам знаешь… С моими инженерными знаниями… На десять утра приглашены ученые, некоторые руководящие товарищи.
В кабинете Ларионова собралось человек с полсотни.
Ларионов начал с сообщения о том, что по темпам сева их область отстала от соседей и это обстоятельство вызывает беспокойство. Он попросил высказать предложения по усилению работ на севе, чтобы «наверстать упущенное».
Последние слова неприятно резанули Павлова. Он-то убежден, что никакого отставания не допущено. Так он и сказал, выступив первым:
— Мне непонятно, о каком отставании идет разговор, — начал он. — Считаю своим долгом заявить, что именно сейчас нельзя развертывать массовый сев яровой пшеницы. Именно сейчас самое неподходящее время.
Когда Павлов говорил, он все время посматривал на руководителя бригады — серьезного на вид человека в больших очках. Сидел он рядом с Ларионовым и время от времени делал пометки на листке бумаги.
Павлов закончил призывом не мешать агрономам самим решать, когда, на каком поле сеять. Ласточкин сразу же к нему с вопросом:
— Значит, вы, товарищ Павлов, считаете, что в соседних областях работают плохие агрономы, а в вашей квалифицированные, дельные и только они знают, когда что делать, а в соседних областях не знают? Так, что ли?
— Я говорю о своей области, — спокойно возразил Павлов. — В других областях, возможно, иные условия.
Москвич поднялся.
— Вы, товарищи, не забыли, что сегодня уже седьмое мая, а у вас три процента яровой пшеницы посеяно? В соседней области около сорока процентов посеяно, в Оренбургской — больше половины.
— Оренбург не Сибирь, а скорее Поволжье, — бросил Павлов.
— А в Курганской как? — громко спросил Гребенкин.
Но москвич не обратил внимания на эти реплики.
— Сегодня утром я беседовал по телефону с несколькими секретарями райкомов. Товарищи на местах опасаются, что из-за затяжки сева можно недобрать много хлеба. А товарищ Топорков, секретарь Белозерского райкома, прямо заявил, что установка товарища Павлова ошибочна.
«Вот кто, оказывается, мутит воду, — с горечью думал Павлов. И еще мелькнуло в голове: — Почему же урожайными делами в Сибири послан руководить товарищ Ласточкин, а не тот, кто наладил урожаи, скажем, в Курганской области и знает условия Сибири?»
— Я не знаю, что там вам говорил Топорков, — обращаясь к Ласточкину, начал свое выступление Гребенкин, — но зато хорошо знаю другое: тот, кто дает шаблонные установки по агротехнике, оказывает урожаю медвежью услугу. Сколько вреда приносят эти общие установки, скольких агрономов они сбили с толку! А это не что иное, как выражение недоверия агрономам. Надо положить конец шаблону в агротехнике, — строго взглянул он на москвича. — Вы, товарищ Ласточкин, как мне известно, в Сибири не работали, а даете такую директиву. Ведь всего несколько дней прошло после опубликования постановления ЦК и Совмина о повышении роли специалистов сельского хозяйства. И вот вам — повышение роли! Я, товарищи, возражаю против шаблонных директив. И если товарищ Ласточкин требует развертывать массовый сев повсеместно, пусть он дает письменное указание об этом. Надо же кому-то после отвечать за урожай. А как же иначе, товарищи! Отвечать! А то товарищ Ласточкин уедет, а мы расхлебывай последствия.
В кабинете стало очень тихо. Павлов всей душой на стороне Гребенкина. Он тоже поднялся, заспешил:
— Мы не побоялись поставить свои подписи под директивой об агротехнике весеннего сева. А эта директива гласит так: сеять только после провокации сорняков и уничтожения их предпосевной обработкой. Думаю, что и главный агроном области Герасимов и все мы не откажемся от своих подписей. Но если у кого есть намерение зачеркнуть их — пусть официально отменит нашу инструкцию. Только так надо решать этот очень важный и принципиальный вопрос.
Торопливо поднялся с места ученый Верхолазов. Он напомнил, что в отдельные годы и ранний сев давал приличные результаты.
Но и Верхолазов на этот раз не был столь решителен, как раньше, когда рекомендовал сеять пшеницу в апреле.
А другой ученый, Романов, выступил решительно против шаблона в сроках сева. Он поддержал Гребенкина и Павлова. С мнением Романова солидаризировался главный агроном области.
Все это, как видно, произвело впечатление. Ласточкин снова поднялся, заговорил более спокойно:
— Товарищи не совсем правильно поняли меня. Если говорить откровенно, то я лично — за ранние сроки сева. Там, где я до последнего времени работал, сеяли рано. Правда, это не Сибирь… Но ведь нельзя не считаться и с соседями. Вот поэтому-то мы и решили пригласить вас коллективно обсудить и принять определенные рекомендации. Вы сами решайте, когда сеять, но хочу предупредить: если осенью выяснится ошибочность вашей позиции, то ведь тоже надо будет отвечать.
— Только так! — бросил Павлов.
— Да, только так, — согласился Ласточкин. — Осенью я приеду. Сибирь — моя зона.
Дальнейший разговор пошел уже по-другому — более спокойно и деловито.
По мнению Павлова, это совещание прошло хорошо. Они одержали принципиально важную победу. Но и опасения его оправдались: звонки Ласточкина в райкомы сделали свое дело — в ряде районов сразу же развернули массовый сев.
А ведь и переждать-то надо было, может быть, одну неделю. Павлов ездил на поля и видел, как дружно пошли сорняки. Вот когда надо уничтожать их предпосевной обработкой! Но беда-то в том, что кое-где сорняки дружно пошли уже после посева пшеницы…
Павлов позвонил в Дронкино Несгибаемому. Тот настроен бодро:
— Только Топорков вдохновился после телефонного разговора с представителем столицы, отдал команду развертывать массовый сев. Учтите, Андрей Михайлович, не все агрономы приняли к исполнению эту команду, звонили к нам, мы поддержали агрономов. А Обухов выслуживается — первое место по посеву за ним. А в остальных наших районах линия единая: агрономы скажут, когда на каком поле начинать.
Несгибаемый сообщил, что в их зоне будут заложены сотни опытов по срокам сева различных культур на разных почвах.
Павлов решил съездить в Иртышский совхоз. Это единственное хозяйство области, где комплекс мальцевской агротехники осуществляется в полном объеме. Директор совхоза Коршун еще пять или шесть лет назад распорядился сдать в утиль все отвалы от тракторных плугов, чтобы не было у кого- либо соблазна вернуться к отвальной пахоте.
Подъезжая к совхозу, Павлов ощутил какую-то неловкость. Его не только сейчас мучил вопрос: почему получилось так, что Коршун остался в одиночестве с новыми приемами обработки почвы и посева? Правда, одно время горячо взялись за новые приемы, но не было нужных орудий. К тому же мальцевская пахота не приглянулась Смирнову. А раз первый секретарь обкома против, то и руководители районов быстро настроились, как выразился Григорьев, на правофлангового… Только Коршун не настроился, смело отстаивал это новое, понравившееся ему дело. Именно поэтому оказался в опале. Смирнов требовал даже отстранить от работы Коршуна за срыв графика сева. Но тогда Павлов защитил Коршуна. Однако и он мало интересовался его делами. Знал только, что в его хозяйстве всегда высокие урожаи.
