— Вы должны научиться улыбаться и любезничать со всеми молодыми людьми, с которыми вас знакомит ваша мать.
— Да я не против, — сказала Маргарита, — только вот лорд Шелдон наводит на меня ужас! Он такой серьезный, да к тому же еще и старый!
— По-моему, ему двадцать девять лет, — заметила Азалия. — Или тридцать. Это еще не так много, Маргарита.
— Для меня много, — фыркнула Маргарита, и Азалия невольно с ней согласилась.
И теперь, поднявшись на палубу, она с облегчением увидела, что здесь никого нет. Все, кто еще не лег спать, находились либо в салоне и играли там в карты, либо в курительной, где к тому же был бар.
Леди Осмунд никогда в баре не появлялась, но Азалия, проходя мимо, слышала из открытой двери смех и громкие голоса. Тут было самое веселое место на «Ориссе».
Она подошла к борту и перегнулась через перила, любуясь фосфоресцирующими струями воды, разрезаемой темным корпусом корабля.
Потом она поглядела вверх на звезды и залюбовалась бездонным и бесконечным небом; здесь, в этих широтах, оно было черней и в нем появилась загадочность, какой она никогда не замечала в Англии.
Вдруг она услышала за спиной шаги и, не поворачивая головы, уже догадалась, кто это.
— Вы просто неуловимы, мисс Осмунд, — произнес мужской голос, и ей показалось, что в нем прозвучала насмешка.
Она повернулась медленно из-за овладевшей вдруг ею робости.
В лунном свете она очень отчетливо видела его лицо. Лорд Шелдон смотрел на нее все так же странно и испытующе, как и всегда, когда они встречались.
— Создается впечатление, что вы прячетесь от меня, — заметил он. — Неужели это так? Мне хотелось бы услышать от вас ответ на мой вопрос.
— Почему вам это интересно? — спросила Азалия.
— Неужели я должен объяснять, почему я интересуюсь особой, которая прячется за шторами в кабинете генерала и умеет говорить по-русски?
Азалия притихла.
— Откуда… вы это знаете? — спросила она через некоторое время.
— Пожалуй, мне следовало сказать, что вы умеете петь по-русски.
Азалия догадалась, что он знает о ее занятиях с детишками.
Она не стала вникать в подробности и лишь сказала:
— Я знаю только эту песню. Там все дети должны хлопать в ладоши.
— Горничные просто не нахвалятся вами.
— Они очень уставали во время шторма.
— А вы хорошо переносите качку?
— Как видите.
— Мне кажется, вы очень необычная особа, мисс Осмунд. Что же еще вас интересует, кроме информации о Гонконге, занятий с детьми и китайского языка?
Азалия испугалась:
— Как… вы… узнали об этом?
— Обычно я нахожу способы узнать то, что меня интересует, — ответил лорд Шелдон.
Азалия уже собиралась заявить ему, что ее жизнь его не касается, но спохватилась. Если он сообщит о ее занятиях китайским языком тетке, та поднимет невероятный скандал.
И она робко попросила:
— Прошу вас… ничего не говорите об этом… тете Эмилии… Она не одобрит… Она очень… рассердится и запретит мне спускаться на вторую палубу.
— Вы так ее боитесь? Почему?
— Мои родители умерли. Дядя взял меня в свой… дом… но они не любят… меня…
Лорд Шелдон положил руки на перила и взглянул на волны.
— Тяжело чувствовать себя лишней в доме? — неожиданно мягко спросил он.
— Когда тебя терпят из милости и не любят, это оскорбительно.
Азалия выпалила правду, не думая, в чем признается почти незнакомому человеку. Но потом спохватилась и с мольбой посмотрела на лорда.
— Знайте, что я никогда не сделаю ничего, что могло бы вам повредить, — заверил ее лорд, — но разве сами вы не рискуете?
Азалия подумала, что он намекает на ее уроки китайского языка.
— Папа всегда считал, что с людьми лучше общаться на их родном языке, — пояснила она. — Сам он всегда разговаривал с индусами на урду или на других наречиях. Поэтому они шли к нему со своими бедами, а он старался им помочь.
— А вы тоже намерены помогать местным жителям? — спросил лорд Шелдон.
— Мне хочется узнать о них как можно больше, чтобы понимать, что они думают и чувствуют.
И тут Азалия снова спохватилась и пожалела о своей неосторожности.
Разве она не слышала собственными ушами, что говорил лорд Шелдон о туземцах капитану Уидкомбу?
Видимо, сейчас она ведет себя так неосторожно, потому что устала за день и ему удалось застать ее врасплох.
Азалия постаралась поскорей загладить свой промах.
— Я… я имела в виду… чтение иероглифов, — сбивчиво сказала она. — Едва ли у меня появится возможность… говорить с китайцами, разве что со… слугами.
Лорд Шелдон посмотрел на нее.
— Не нужно меня бояться, — спокойно сказал он.
— Я и не боюсь! — поспешно ответила Азалия.
Но сказала неправду. На самом деле она боялась его, он не походил ни на одного из мужчин, которых девушка знала прежде; к тому же она постоянно убеждала себя, что он ей неприятен; и все-таки однажды ему удалось пробудить в ней самые удивительные чувства, какие она когда-либо испытывала.
— Прошу вас… пожалуйста, — нерешительно заговорила она, глядя на него расширенными от застывшей в них мольбы глазами, — забудьте о том, что я вам сейчас наговорила. Я сама не знаю, что болтаю… мысли какие-то неясные. В голову лезут всякие глупости…
— Если вы честный человек, то должны признаться, что сказали мне правду, — перебил лорд Шелдон, — а ее-то мне и хотелось от вас услышать.
— Иногда бывает нелегко понять, где же правда, — возразила Азалия, имея в виду его. — То видишь ее в одном, то в чем-то другом.
— Вероятно, вы, подобно китайцам, ищете, как они говорят, «за одним миром другой», — сказал лорд Шелдон.
Он увидел в глазах Азалии невысказанный вопрос и продолжал:
— За словом мысль, за поступком мотив. Все это китайцы умели различать еще на заре своей цивилизации.
— Они пытались передать это в живописи, — тихо добавила Азалия.
— А также в резьбе по камню, в мыслях, чувствах и образе жизни, — сказал лорд Шелдон. — Это удивительный народ.
Азалия с изумлением взглянула на него:
— И вы можете говорить такие слова? Ведь тогда вы…
Она уже собралась повторить фразу из разговора лорда с капитаном Уидкомбом. Но, вспомнив его слова, она впервые поняла — когда он говорил о «демонстрации превосходства белой расы», это было ответом на вопрос капитана о том, что думает Военное министерство.
Какая же она глупая и недогадливая!
Лорд Шелдон говорил об этом с насмешкой в голосе, а она и не почувствовала тогда его сарказма.
Боясь снова ошибиться, она нерешительно заметила: