Безупречный вкус господина Чана сказался и здесь: обшитые деревом нежно-желтого цвета стены, мебель с резными уголками, длинные живописные свитки, развешанные по стенам, — все это делало джонку неповторимо прекрасной.
Азалия быстро сняла платье и натянула на себя удобную китайскую рубашку.
На этот раз красную, оттенка пиона, с окантовкой того же цвета и вышитую по всему полю бело- розовыми цветами яблони, с пуговицами из розового кварца на вороте и рукавах.
Широкие штаны тоже были розовые с пионово-красной отделкой, а еще Кай Инь привезла для Азалии не только шпильки с головками из розового кварца, но и такие же серьги и браслет.
— Как мило! — воскликнула Азалия, любуясь одновременно рубашкой жадеитово-зеленого цвета, расшитой желтыми и оранжевыми узорами, которая была на Кай Инь.
Когда она закончила возиться с прической, Кай Инь достала из туалетного столика щеточку и черный угольный карандаш.
Она подкрасила Азалии глаза, слегка загнув кверху линии в уголках.
— Ну, теперь вас не отличить от китаянки, — улыбнулась она.
Поглядевшись в зеркало, Азалия и впрямь не узнала себя.
Она приобрела таинственный и загадочный вид. Если бы ее сейчас увидел лорд Шелдон, то нашел бы еще более непостижимой, чем обычно.
— Ваша почтенная тетя, если бы увидела вас сейчас, никогда бы не узнала! — радостно воскликнула Кай Инь.
Азалия лишь улыбнулась в ответ. Вместе они поднялись на палубу и обнаружили, что джонка уже покинула порт.
Они проплыли мимо нескольких английских канонерских лодок и даже одного линкора, и, хотя моряки с любопытством таращили на них глаза, Азалия была вполне уверена, что никто из них не узнал в ней соотечественницу.
Впрочем, больше, чем английские суда, величественные джонки и неуклюжие одномачтовые доу, ее занимали сампаны с живущими на них семьями.
Некоторые женщины, свесившись с борта, полоскали белье, одна кормила ребенка, сидя на носу, другая ощипывала курицу. Сбоку сампана виднелась большая клетка с курами.
Все было необычайно интересно, к тому же Кай Инь заставляла ее говорить по-китайски, когда она задавала вопросы или показывала на заинтересовавшие ее вещи.
Вскоре порт остался позади, а слева от них тянулся полуостров Коулун.
Дул свежий ветер, наполняя паруса, и джонка быстро плыла вперед.
На горизонте вырисовывались высокие горы Китая, некоторые вершины скрывались за облаками. Солнце немилосердно палило, и Азалия была рада, что на палубе для них натянули тенты.
Когда господин Чан, оставив мостик, где он находился все время, пока джонка выходила из гавани, присоединился к ним, Азалия наконец-то воспользовалась случаем, чтобы расспросить его о сокровищах коллекции.
Он рассказал ей про небесных коней[4], про надгробные фигурки, кубки из лакированного дерева эпохи Хань с ручками в виде крыльев, а также про керамические изображения буддийских божеств.
Кроме того, он рассказал Азалии легенды о китайских божествах. О Тянь-Хоу, которая была небесной императрицей. При ее рождении небо озарилось необычным сиянием, а покои наполнились чудесным ароматом. Одному сунскому императору удалось спастись от бури в Желтом море, потому что только на его корабле хранился образ богини.
А еще о Гуань-Инь, богине милосердия, которой молится почти каждый китаец.
Гуань-Инь — добрая и милосердная богиня, женщины возносят ей мольбы о рождении сына, богиня любит белые и бледно-розовые цветы лотоса, бывшие, как узнала Азалия, также любимыми цветами Будды.
Господин Чан оказался замечательным рассказчиком. Он объяснял не только доходчиво, но и так занимательно, что его хотелось слушать до бесконечности.
Азалия начинала понимать, что любой китаец воспринимает историю как нечто личное и видит в ней особый, эзотерический смысл.
И еще ей подумалось, что китайским беднякам, живущим на сампанах, где умещаются все их пожитки, хочется верить в помощь богов, обитающих, по их поверью, на вершинах великих гор, видных глазу, но недосягаемых.
Азалия поделилась мыслями об этом с господином Чаном, и тот ответил:
— Вы правы! Китайцы верят, что Гуань-Инь смотрит на них с вершины горы и слышит их мольбы и слезы.
Они плыли довольно долго. В полдень им подали восхитительные кушанья, и Азалия в первый раз попробовала настоящую китайскую кухню.
На круглом столике, установленном слугами, лежали палочки для еды и стояло несколько небольших тарелок с устрицами, соевыми бобами, томатным соусом и уксусом.
На подносе подали горячие, влажные полотенца, намоченные в розовой воде. Азалия подняла свое полотенце серебряными щипцами.
Трапеза началась с маленькой круглой чашки китайского чая с жасмином. За ним последовали мелкие моллюски под соусом, ломтики морского гребешка, куски имбиря, креветки и фаршированные оливки.
Затем подали уток и цыплят, запеченных с семенами лотоса, каштанами и грецкими орехами; фрикадельки, завернутые в тесто, легкие как пух; птенцов с крошечными грибами; молочного поросенка, чуть крупней кролика, с тонкой и хрустящей корочкой.
Азалия уже чувствовала, что объелась, но Кай Инь сказала ей, что суп сварен из плавника акулы и что это нечто необыкновенное.
— На больших приемах, — сказала она Азалии по-китайски, — за супом вы обращаетесь к хозяину и говорите: «Ям сен».
Слегка смутившись, Азалия подняла суповую чашку и обратилась к господину Чану:
— Ям сен!
— Благодарю вас, почтенная Хён Фа, — ответил господин Чан.
Азалия удивилась, и Кай Инь объяснила ей, что на кантонском диалекте это означает «благоухающий цветок».
Последовало рыбное блюдо — карп, политый кисло-сладким соусом, — после чего подали несколько сортов засахаренных фруктов. Затем тонкие ломтики апельсинов в сиропе опустили в охлажденную воду, и получился прекрасный десерт.
За обедом подавали сладкое теплое вино, которое делают из риса и пьют из фарфоровых чашечек.
Разговор продолжился и за столом, и Азалия узнала, что существует еще множество богов и богинь, которым поклоняются китайцы.
Это Тай-И, верховное небесное божество, Лэй-Гун, обладающий властью над погодой, которую он получил от Девяти Драконов Куньлуня[5].
— Он вызывает тайфун, бросая горсти гороха в воздух, и тушит огонь чашкой воды, — произнесла Кай Инь, но в глазах ее промелькнул веселый огонек, и Азалии показалось, что она не слишком верит в сказанное.
— В честь Лэй-Гуна обычно устраивают пиры, — продолжал господин Чан, — мы пируем, приносим в жертву жареных поросят, танцуем с масками льва, но самое главное, нужно взять в храме ароматические палочки, принести их домой еще дымящимися и бросить туда, где стоят фигурки домашних богов.
В покоях Кай Инь Азалия видела маленькое святилище с фигурками богов и уже знала, что палочки лучше класть по три, а свечи по две.
— Мы считаем очень важным, — сказал ей господин Чан, — хранить изображения Цзао-Вана, бога кухонного очага. Его можно встретить в каждом китайском доме, а святилище бога обычно находится в нише возле очага — золотые иероглифы на красной дощечке.
— Так, значит, это благодаря Цзао-Вану мы едим такие роскошные кушанья, — улыбнулась Азалия. —
