– Придется, братцы, подняться выше по реке, – сказал Илья, – здесь вода ни к черту!
– Попробуем, – сказал Илья.
Туземцы с обоих берегов жадно следили за каждым движением плывших по реке. Поняв, что вельботы идут вверх по реке, они заорали что-то радостное и перестали угрожать копьями.
– Неладно, ваше благородие. Здесь в лесу эти черти могут нас голыми руками взять, – проворчал боцман Гогуля.
Действительно, на левом берегу из леса в реку несся поток пенящейся воды… Вельботы подошли к нему вплотную. Десять матросов Илья высадил на берег и расставил цепью вокруг, вельботы поставил рядом и за бочками спрятал еще десяток матросов – следить за правым берегом. Гребцы стали наполнять бочки водой.
Илья приказал стрелять. Звуки выстрелов долетели до 'Дианы'. Там началась тревога, и минуты через две-три от борта уже отваливал на шлюпках десант человек в сто. А еще через минуту-другую борт 'Дианы', обращенный к берегу, вдруг окутался клубами белого дыма, по борту сверкнули огни, и тихий залив задрожал от пушечного залпа: 'Диана' обстреливала убогую деревню туземцев. Некоторые хижины запылали…
Между тем десант высадился и побежал к лесу, но лес оказался болотистый, дорог в нем не было. Сразу стали увязать в вонючую трясину. Кроме того, продираться сквозь чащу не было возможности, – тем более, что из кустов летели стрелы, дротики, копья, с деревьев падали кокосовые орехи, а сам враг оставался невидим.
С великим трудом добрался десант до вельботов. Началось сражение с невидимым врагом. К счастью, обстрел деревни с 'Дианы' отвлек значительную часть туземцев – побежали спасать жен и детей… Напоролись на барона с его командой… Стремительного нападения разъяренных туземцев барон не ожидал, – пришлось ему 'отступать в порядке' к шлюпкам (попросту: лупить во все лопатки). Барон отошел на шлюпках от берега, но ждал дальнейших событий. Между тем пожар делал свое дело. Почти вся деревня пылала. Туземцы убегали из деревни толпами в лесную чащу. Убедившись, что деревня опустела, барон опять вошел в нее со своим отрядом. Собственноручно пристрелил он какого-то полупомешанного старика и ворвался в одну хижину, которая еще не пострадала от огня.
– Kolossal! – продолжал изумляться барон.
На одной сохранились даже большие рыжие усы и борода… Сморщенное лицо было сурово и огромный лоб обращал на себя особое внимание… Была голова и белой женщины. В ее высохших ушах болтались изумрудные серьги и длинные золотистые волосы мягкими волнами спускались вниз. Были головы, очевидно, очень старые. 'Быть может, голова самого Лаперуза? – подумал барон, – ведь он погиб как раз здесь, на этих Соломоновых островах'.