Коронка в пиках до валета

– Как же так? Как же я проморгал? Это все из-за каши! Из-за нее все! Боялся, что горшок треснет. Мои-то все – и жена, и дочь, и гарниза вся – за морошкой пошли. Ух, хороша морошка в этом году! Сочная, наливная, ей-богу! Вот все и ушли, я один остался в крепости: ну и не доглядел!

- Эдак у вас когда-нибудь и пушки все унесут, – сквозь зубы процедил командир, – и крепость заберут!

– А кому она нужна? Хе-хе! – простодушно рассмеялся комендант. Иронии он, очевидно, не понимал.

Старик-комендант оказался в чинах невысоких – всего-навсего штык-юнкер, и притом уже лет сорок как в отставке. Теперь ему уже под восемьдесят, но крепок был, как дуб, и во рту все зубы были целы. Звали его Ефим Панфилыч Подгорный, а жену звали Парасковьей Семеновной, – из алеуток она была, крещеная; дочь есть Юлка – Юлия Ефимовна (бедовая! сама из пушек палит, ей-богу!).

Обезоружил совсем командира старый штык-юнкер своей наивностью. Даже уговорил каши поесть с медвежьим салом. Вкусная каша оказалась. Ели да хвалили. Вытащил еще окорок медвежий, кусок моржатины в уксусе и четвертную настойки какой-то, не то на можжевелке, не то на карельской березе (это – секрет хозяйки, она знает. Не бойтесь, мухоморов ни-ни!).

Заговорил командир о деле – спросил, где лучше 'Диану' поставить.

– Да вы что? Зимовать, что ли? – спросил комендант.

- Постараемся не зимовать. Починимся и – прочь. В Кантон или в Шанхай до весны, – ответил командир.

– А сколько времени чиниться будете?

- Недели две-три.

– Ну, так зазимуете. Зима на носу. У нас уже снег был и пурга. Да растаяло… Зимовать будете.

- Ну, зимовать, так зазимуем, – сказал командир. – Из Охотска жду теплой одежды, солонины и капусты.

– Да сколько вас-то приехало? – спросил комендант.

- Да человек триста!

– Сколько? – переспросил старик с изумлением.

- Триста, – повторил командир.

– Мати пресвятая богородица! – воскликнул комендант. – Триста! Господи! Ну, так с голоду все переоколеете! Хлеба у нас нет, капусты тоже! Что из Рассеи привезут, – тем и живем, а не привезут – сидим, зубами щелкаем. Зимой сами собак да волков едим, да рыбу сушеную. Весной, конечно, благодать, отъедаемся! Оленей набегает гибель! Дубинами бьем. Рыбы, лосося столько, что в лодке проехать нельзя! А зимой и голодно и холодно. И цинга эта проклятая.

Командир задумался. Картина зимовки предстала пред ним во всей своей ужасающей действительности.

– Да у меня и бараков-то нет для вас! Нас тут в форту всего-навсего 14 человек мужчин да баб восемь голов, а тут вас – триста человек!

Начал командир расспрашивать коменданта о корсарах. Не понял. В первый раз слово такое услышал. Пришлось ему объяснить. Тогда понял.

– А, это вы о разбойниках говорите, что на море балуют? Знаю, заходят. Ну да мы с ними по-хорошему. Меха тоже у нас скупают, а так чтобы баловать у нас – ни-ни! Я так смотрю: на море там делай, что хочешь, а чтоб у меня здесь – ни боже мой! Я ведь строгой, – добродушно заметил он и сделал 'суровое' лицо.

С туземцами, по его словам, отношения у него тоже прекрасные. Конечно, бывает – 'балуют', вырезывают охотничьи поселки, что по рекам разбросаны, ну, так и наши тоже не промах: сколько они сами этих туземцев перерезали – счета нет! Ну вот и бывает, что в отместку. А то все тихо. А к форту они не сунутся, – потому боятся! Правда, в прошлом году попробовали – сунулись, даже в форт забрались, да он их так пугнул! И старик стал расхваливать свою команду. Молодцы такие, – все стрелки знаменитые, в лет ласточку пулей в голову бьют. Нет! Сюда, в крепость, не сунутся. Раз сунулись, да обожглись…