Яркое забайкальское солнце ласкало первым, едва ощутимым мартовским теплом. Чувствовалось приближение весны, хотя по ночам стояли морозы. Кроме обычных теоретических занятий по плану у нас ввели часы подготовки к первомайскому параду войск читинского гарнизона. Ежедневно на плацу раздавались четкие и гулкие звуки строевого шага.
Помощник командира эскадрильи по строевой подготовке капитан Львов без устали гонял нас, добиваясь той военной красоты, которая выражается строевым шагом. Львов не был летчиком, он пришел в школу из пехоты, его задача не только научить нас красиво ходить в строю, ружейным приемам, но и воспитать необходимые командирские качества. Поэтому сейчас, когда кончилась одиночная подготовка, он не доверял старшинам и командовал сам.
До призыва в армию мне и в голову не приходило, что строевая подготовка — это целая наука, требующая большой затраты энергии и тренировки. В самом деле, чтобы колонна шла стройно, нужно сделать одинаковой походку сотен людей, воспитать в них точность движений.
Не последнюю роль играют и командирские качества подающего команды. Львов был мастер, виртуоз строевой подготовки. Надо было видеть и слышать, с каким задором, блеском подавал он, казалось бы, обычные строевые команды. Их нельзя было выполнять кое-как, а только в полную меру сил.
— Ша-агом марш! — звучал его сильный, твердый голос. В это время капитан словно и сам, один за всех, был готов выполнить свою команду.
— На-а р-руку! — И снова по невидимым проводам передавал он каждому свою волю, и лес штыков равномерно, с силой устремлялся вперед. В это время, казалось, мы переставали существовать для себя, сознанием овладевало чувство нерушимого товарищества. Не отдельные, собранные вместе курсанты, а монолитная колонна брала винтовки на руку, готовая идти в рукопашную на любого врага.
Перед праздником начальник училища провел смотр подготовленных к параду колонн и остался доволен. Теперь курсанты с нетерпением ожидали праздника: хотелось показать свою подготовку гражданским людям.
Первого мая, с рассветом, парадные колонны двинулись к городу. Внушительно звучали шаги сотен крепких и здоровых ног по улицам Читы, мерно, в такт шагам, колыхались стальные штыки. Теплыми взглядами провожали наш строй пожилые рабочие, неутомимо бежали рядом мальчишки.
На центральной площади колонны остановились в отведенном месте. Тысячи горожан, не участвующих в демонстрации, постепенно обтекали площадь, образуя плотное кольцо.
Начался парад. На центральную трибуну поднялись партийные и советские руководители. Справа, на специальной площадке, заняли свои места иностранные представители. Среди них выделялся маленького роста, увешанный аксельбантами, в золотых эполетах японский военный представитель.
Перед войсками на красивом рыжем коне проехал командующий Забайкальским военным округом. Он принял рапорт от командующего парадом, поздоровался с каждой воинской частью и поздравил с праздником Первого мая, днем смотра революционных сил мирового пролетариата.
После объезда войск сводный оркестр исполнил «Интернационал». При первых звуках гимна командиры колонн и военные на трибунах взяли под козырек, гражданские сняли головные уборы. Среди иностранных представителей только один человек снял шляпу, остальные оставались безучастны, больше того — вели непринужденный разговор.
«Только один признает нас, — мелькнула мысль, — остальные — враги, как их много!»
Оркестр смолк. Раздались команды, и вновь грянула музыка. Колонны двинулись, пошли мимо трибуны.
— На ру-ку! — заглушая оркестр, скомандовал Львов.
Штыки, сверкнув холодной сталью, дрогнули, подались вперед. Кириллов, выпятив могучую грудь, шел правофланговым. В его здоровенных руках винтовка казалась игрушкой.
Как только наша первая рота поравнялась с трибуной иностранцев, японец неожиданно выбежал из-за перил и, семеня рядом с правофланговым, стал бесцеремонно рассматривать оружие. Его внимание привлекли выданные нам перед праздником десятизарядные полуавтоматические винтовки нового образца. Рядом с великаном Кирилловым японец выглядел сказочным карликом. Трудно передать наше возмущение. А что сделаешь?..
И вдруг мы ясно услышали громовой бас:
— Отойди, гад, наступлю — одной ногой раздавлю! — забыв обо всем на свете, рявкнул Кириллов.
В эту минуту все мы были благодарны ему и горячо одобряли его поступок.
Японец от неожиданности остановился и отскочил в сторону. Площадь осталась позади. Львов остановил колонну.
— Кто разговаривал в строю после команды «Смирно»? — спросил он строго.
— Я, товарищ капитан, — ответил Кириллов.
— Вы правофланговый и забыли свои обязанности.
— А что он лезет под ноги…
— Кто вам мог лезть под ноги? Львов не видел происходившего, и Кириллов рассказал, как было дело.
Наш строгий капитан только усмехнулся, услышав рассказ курсанта: взыскивать с нарушителя он на этот раз не стал. А курсанты еще долго вспоминали, как Кириллов чуть не растоптал японского генерала.
Дорогой ценой
Читинская весна шла медленно, днем подкрадывалась, вытесняя суровые морозы, а ночью снова отступала, чтобы набраться сил. Не было ни обычных в такое время года ручейков, ни сосулек. Целую неделю бушевал ветер, взвихренный песок проникал во все щели, набивался под чехлы самолетов, хрустел на зубах. Песчаная пыль поднималась на высоту в несколько сот метров и темной тучей закрывала солнце. Потом выпал обильный дождь, и как-то сразу наступили теплые дни.
Зазеленели сопки, низины покрылись коврами разных цветов. Такую яркую красоту можно увидеть весной только в Забайкалье и на Дальнем Востоке.
Ожил аэродром, в прозрачном небе без умолку рокотали мощные моторы истребителей, отвлекая наше внимание от лекций. С утра, в первую смену, тренировались инструкторы, днем летное поле принадлежало первой эскадрилье. Уже начали летать курсанты, вызывая у нас зависть. Подражая опытным летчикам, в комбинезонах и кожаных шлемах, с очками на лбу и планшетами на длинном ремешке, счастливчики, как нарочно, проходили на аэродром мимо нашей казармы. При виде их у нас перехватывало дыхание. Мы чувствовали себя пасынками, тем более что летающая эскадрилья была освобождена от нарядов по кухне и других хозяйственных работ. А мы пока занимались в классах, под постоянным наблюдением капитана Львова. Трудно передать, как хотелось быстрее разделаться с теорией и выйти на старт.
Но вот пришла и наша пора. Начались экзамены. Мы очень боялись строгого и требовательного Костылева — преподавателя по авиационным моторам, прозванного «Махат-Досорским». Так его окрестили за то, что он много внимания уделял смазке двигателя и применению махат-досорского масла.
Однако с экзаменами по моторам все обошлось благополучно; технику мы изучили отлично. Труднее было сдавать теорию воздушной стрельбы, аэродинамику, метеорологию и навигацию. От обилия громоздких математических формул трещала голова, а знать эти предметы полагалось не меньше чем на «четверку».
С увлечением и интересом, без особых волнений, сдали историю Коммунистической партии. В этом была большая заслуга преподавателя подполковника Малолеткова. Он так увлекательно читал лекции, что ни одно сказанное им слово не пролетало мимо ушей. Малолетков — старый большевик-подпольщик. Он лично знал Ленина и принимал участие в работе X съезда. За штурм Кронштадта имел орден Красного Знамени. Чуткий человек, он уважительно относился к каждому курсанту, и мы отвечали ему искренней любовью.
