изнывая от невыносимой жары. А до моря было недалеко. Съездить искупаться мы рассчитывали в выходной день, но наши надежды рушились.
За ночь погода резко изменилась. Подул сильный ветер. Над городом проносились тучи, бросая в окна капли холодного дождя.
— Вот вам и пляж, — уныло сказал доктор.
— Все равно к морю поедем, послушаем хоть, как оно бушует, — настаивал я.
— Поедем, — согласился инженер.
Старая «эмка», гремя помятыми крыльями, покинула город и покатила к морю. Вышли из машины мы У рыбацкого поселка. В море ни паруса, ни корабля, крутые неудержимые волны взлетают высоко, точно стремятся достать до рваных косматых туч. Ветер срывает пену с белых гребней и дробит ее в мелкие брызги.
— Вот она жизнь-то где! — не удержался я от восторженного возгласа.
— Эх и силища, сколько энергии пропадает, — заметил инженер.
— Давайте поговорим с рыбаками, — предложил я, — может, согласятся на шаланде покатать.
— Нет, дорогой, на такое море я предпочитаю смотреть с берега, — наотрез отказался доктор.
Инженер тоже не захотел испытывать судьбу в такую погоду.
— Попробуй, может, и согласятся, — сказал он. Я направился к группе рыбаков, сидевших на днище старой шаланды.
— А что, ребята, можно сейчас выйти в море? — спросил я. — Никогда под парусом не ходил. Старший покачал головой отрицательно.
— А может быть, можно? — настаивал я.
Коренастый, с черными вьющимися волосами мужчина средних лет пристально посмотрел на море, будто измерял его силу, и, тряхнув головой, сказал:
— Можно попробовать. Разреши, Афанасий Иванович, — обратился он к старшему. Афанасий Иванович — председатель колхоза — тоже посмотрел вдаль долгим взглядом и распорядился:
— Идите, только поаккуратнее. Собери компанию из молодых, заодно поучишь их ходить под парусом.
— А ну, братцы, кто со мной? — обратился черноволосый к стоявшим рядом молодым рыбакам.
Желающих нашлось много, но «капитан» выбрал только двоих крепких парней. Мне он предложил переодеться в брезентовую робу. Когда мы шли к шаланде, Василий (так звали нашего старшего) распределил обязанности. Мне надлежало перемещать балласт — мешок с песком в сторону, обратную крену шаланды.
Во время шторма не так-то просто спустить посудину на воду. Нужно поймать такую волну, чтобы шаланда «стала» на волу, и вовремя оттолкнуться от берега.
Под команду, напоминавшую «Эй, ухнем», царапая широким днищем песок, лодка медленно приближалась к исходному рубежу.
— Приготовиться! — глядя на подходившую волну, скомандовал Василий.
Мы взялись за борта, готовые в любую секунду вскочить в шаланду.
Волна шла, наваливалась на берег с огромной силой. Шаланду резко подбросило, меня с ног до головы окатило соленым шквалом. Кстати, обдало только меня, а мои спутники как ни в чем не бывало вскочили на свои места и сразу принялись за дело. А я, едва удерживаясь за борт, повис на руках, бултыхая ногами.
— Надо силу волны понимать, она может и помочь и беды наделать, — сказал, как на уроке, Василий.
Гонимая силой двух молодых гребцов, шаланда быстро отошла от полосы прибоя и заколыхалась на гребнях волн. Рыбаки, не обращая внимания на крены, ловко ставили парус. Еще минута, и, подхваченные крепким норд-остом, мы, словно на крыльях, полетели от берега.
Шаланда устроена так, что устойчивость ее сохраняется не с помощью киля, а за счет широкого плоского днища. Она не рассекает волну, а легко скользит по поверхности, то скатываясь с гребня, то взбираясь на его вершину.
Мы шли в открытое море. Ветер наполнял крепкий парус, искусно управляемый рулевым. Горы воды нависали со всех сторон, море кипело, по-настоящему бушевало. Удивительное ощущение простора всесильной стихии владело мной.
— С большого корабля такого не увидишь, — перекрикивая свист ветра, говорю Василию.
— С корабля оно далекое, — отвечает Василий. — Разве можно из теплой каюты что-нибудь увидеть?
Он прав. Сейчас море было рядом, оно бросало шаланду, как скорлупку, обдавало нас с ног до головы соленой водой, заставляло бороться с ним. В этой борьбе, пожалуй, и было самое большое наслаждение.
— Вот оно, открытое море! — крикнул я.
— Вон оно где открыто, — Василий кивнул головой в сторону огромных волн, закрывающих горизонт. И добавил: — Узлов восемнадцать идем.
Я оглянулся на берег, но, кроме водяных гор, ничего не увидел.
— Вот теперь мы в открытом море, — снова заговорил Василий.
Здесь волны стали темней и круче, еще ощутимее чувствовалась сила морской стихии.
— Пора домой, — сказал наш «капитан» и скомандовал: — Меняй парус!
На минуту полотнище, беспомощно трепыхаясь, потеряло прежнюю форму, шаланда, как маленькая щепочка, закачалась на волнах. Но вот парус снова наполнился ветром, и шаланда, сильно кренясь, легла на обратный курс. Я потерял ориентировку и не мог бы с уверенностью сказать, куда мы сейчас держим путь.
— Без компаса можно заблудиться, — сказал я Василию.
— А ветер на что? Он точнее любого компаса, — ответил рыбак.
Иногда крен настолько увеличивался, что наше суденышко черпало бортом воду и едва не переворачивалось. Мне то и дело приходилось поднимать тяжелый мешок с песком и, удерживая его, прижиматься к борту.
Рулевой, перекрикивая шум моря, объяснял молодым рыбакам, как надо смотреть за ветром, за волной и как в том или ином случае управлять шаландой. То была сложная наука, передаваемая из поколения в поколение.
На мне не осталось сухой нитки, даже с непокрытой головы стекали струйки соленой воды.
А море неутомимо накатывало волну за волной. Шаланда шла ломаным курсом, медленно продвигаясь вперед. Берега все еще не было видно. И вдруг как-то сразу впереди показалась синяя полоска земли.
— Берег! — не удержался я. Рулевой не выразил радости.
— Бывает, прихватит в море, далеко от берега, так суток двое добираешься, вот где измотает…
Говоря, он ни на секунду не отрывает сощуренных глаз от паруса, следит за волной, точно реагируя на каждый порыв ветра.
— Сейчас лето, море теплое, — продолжал он, — а зимой бывает, что и обмерзнешь. Думаешь, доберусь до берега, и никакая сила в море не выгонит. АН нет, пройдет денька два, отдохнешь, и снова в море тянет.
— Тяжелый ваш труд и опасный, — сказал я.
— Года не проходит, чтобы кого-нибудь здесь не оставили. Не зря у нас, рыбаков, говорят, что хлеб мы едим пересоленный. Теперь вы посмотрели настоящее море…
— Посмотрел, — сказал я, — вижу, какое оно бывает… Ну а если в шторм двое суток болтаться, выходит, ни поесть, ни поспать?
— Во время шторма на шаланде спать некогда, а поесть… кусочек хлеба отломишь, вот тебе и обед. И на берегу в это время тоже никто не спит: зажгут огоньки в окнах и ждут.
Василий помолчал, присматриваясь к ветру и направляя шаланду в бухточку, где легче подойти к берегу.
— Покупаем колхозом катер, — сказал он, — тогда на шаландах в шторм ходить не будем, на катере
