— Вот, к примеру, слышал: охрану к тебе приставили. А ты молчишь, скромничаешь.
— А откуда ты?
— Только что по телевизору сообщили, — хохотнул Кирилл Леонидович. — Смотришь телевизор-то?
— Представь себе смотрю. Пущин — ваша работа?
— Совсем охренела?! По телефону такие вещи!
— За что вы его? Он ведь всё сделал как надо?
— Светлячок, у меня такое ощущение, что ты перетрудилась. Может, тебе на курорт куда съездить?
— Вот когда деньги, мою долю заплатите, может, и съезжу.
— Ах ты, светлячок-маячок! «Невинный робкий взгляд, святая простота и угловатость девичьего стана, / Куда всё это подевалось, о, Светлана?» — фальшиво-приторно скаламбурил Батынков. К слову, по молодости Кирилл Леонидович баловался стихами.
— Сказать куда? Подевалось?! — довольно грубо перебила его Светлана.
— Не надо… Сегодня у нас что, четверг? Туда-сюда… Ну, допустим через неделю… Словом, давай-ка мы с тобой забьемся… э-э… скажем, на следующий четверг. Договорились? В восемь вечера в нашем заведении на Старо-Невском… Да, и постарайся явиться без сопровождающих, нам кузнецы не нужны. Тем более, кузнецы из ментовки. Всё поняла?
— Поняла.
— Вот и славно. А теперь — баиньки. И смотри там, без глупостей. Не соверши роковой ошибки — лучше учись на чужих.
Короткие гудки… Светлана зло отшвырнула телефон, погасила ночник и подошла к окну: во дворе, у соседнего подъезда стояла милицейская «Газель», на которой её, как быдло последнее, сегодня катали по Питеру: сначала отвезли в ГУВД на Суворовский, потом — ещё в какое-то странное ментовское учреждение. Ключи от собственной новенькой «Шевроле» у Ковелиной отобрал тот самый майор с дурацкой фамилией. Конечно, никакого права на это он не имел, вот только ссориться с ментами в нынешней ситуации Светлане очень не хотелось.
Внутри «Газели» сейчас должен был находиться её похотливый пастух Тарас — как объяснили Светлане, персональные охранники будут нести вахту круглосуточно, меняясь каждые двенадцать часов. Борясь с искушением сбросить на крышу ненавистной машины что-нибудь тяжёлое, Ковелина сердито задернула штору, рухнула на кровать и… расплакалась. Батынков сказал: «в следующий четверг». Значит, остается ещё целых семь дней. И тогда у неё наконец появятся деньги, достаточные для того, чтобы свалить из этого города. И из этой страны. Подальше от этих сволочных мужиков. Подальше от этой сволочной жизни…
Семь дней. Вроде бы и невелик срок, вот только как именно свалить, если с тебя мало того что затребовали подписку о невыезде, так еще и приставили к тебе милицейских соглядатаев? Сегодня отобрали ключи от машины, а завтра, глядишь, отберут и заграничный паспорт. И что тогда?
«Господи! Во что же я вляпалась, идиотка!»
Санкт-Петербург,
24 июля 2009 года,
пятница, 16:35
— …Как там у вас с этой секретаршей? План мероприятий со следственным управлением согласовали?
Полковник Жмых и Мешечко, уединившись в начальственном кабинете, подводили неофициальные итоги завершающейся рабочей недели. Подобного рода пятничные посиделки с некоторых пор сделались у них традиционными. Столь же традиционно, душно-занудного заместителя по личному составу Кульчицкого на них не приглашали, хоть тот и обижался на демонстративное его персоной игнорирование.
— Согласовать-то согласовали, — подтвердил Андрей. — Вот только клиентка на этот раз попалась непростая. Чую, намаемся мы с ней.
— А в чём сложность?
— Налицо все признаки стервозности, густо замешанной на амбициозности.
— Эк сказанул! Поясни?
— Идти на сотрудничество барышня категорически не желает. Причем из соображений принципиальных. Типа, западло с ментами разговоры разговаривать, хороводы хороводить.
— Скажи пожалуйста, какая цаца! — недовольно крякнул Жмых. — Бабе ещё тридцати не стукнуло, а, подишь ты, гонору как у пожившей и повидавшей. Как же! В самой районной администрации бумажки перекладывает.
Андрей, усмехнувшись, покачал головой:
— Думаю, одними бумажками там дело не ограничивалось. С таким-то бюстом. Крутов рассказывал, что вчера Тарас как только эту Свету увидел, сразу на слюну изошелся.
— Кстати, о Шевченко, — вспомнил о чём хотел спросить полковник. — Он ее, что, потерял с утра?
— Уже настучали?
— Не настучали, а доложили, — поправил Жмых.
— Было дело под Варшавой. — вынужденно признался Андрей. — Тарас божится, что всего на каких-то полчаса прикорнул, а эта зараза как раз возьми, да и из дому и выскочи.
— И где она была? Как нашли?
— Долгое время не брала трубку, но потом все-таки отозвалась. Говорит, с утра подорвалась в Питер, на фитнесс. О чём забыла предупредить.
— А что, у них там в Сестрорецке своего зала нет? И вообще, сегодня, между прочим, рабочий день. Так какого лешего она не на службе?
— Официально Ковелина в данный момент на больничном. Нервное расстройство, вызванное внезапным арестом своего босса.
— Ага, сначала дала на него показания, а после нервно-расстроилась. Вот что, Андрей, дай-ка ты Северовой задание собрать досье на эту особу. Что-то мне во всей этой истории не нравится, а вот что именно?…
— Мне тоже. Не нравится. Поэтому уже дал. Уже работает.
— Прекрасно! Тогда, когда закончит, пусть и для меня экземпляр распечатает. И, давайте-ка, народ, по этой теме повнимательней. Дело, сам понимаешь, резонанснейшее. По убийству Пущина все газеты отписались, а уж арест Быкова так вообще на контроле МВД. В Главке негласный месячник по борьбе с коррупцией объявили — Президент требует показательных посадок. Посему, если вдруг что-то пойдет не так, с нас первых стружку снимут.
— «Случись беда — всё на немого свалят?» — усмехнулся Мешечко.
— Во-во! А если Ковелина и дальше будет ерепениться, напомни, что злостное несоблюдение защищаемым лицом требований, связанных с применением мер безопасности в отношении него, может повлечь за собой ответственность. Вплоть до уголовной.
— Боюсь, сей казуистической задницей эту ежиху не напугаешь.
— И все-таки постарайся. Донести… Да, Андрей, а что у нас молодой? А то я как не загляну, он всё в оперской штаны протирает. Ты бы его к какому серьезному делу пристроил, что ли? Нам очередной канцелярский работник не нужен. И Северовой с Кульчицким за глаза и прочие, включая причинные, места хватает.
— А вот от этого, Пал Андреич, извини-уволь! Молодого к Гришке
