машину. Я так понял, отдавать за нее Таню ты не собираешься? Хрен с ним. Не сегодня так завтра они доберутся до девчонки. Прятать ее всю жизнь ты не сможешь.
— А принять их завтра? Мы же знаем, где их искать? Посадить их к чертовой бабушке…
— Эх, Саша, Саша, — вздохнул опер. — Даже если их и удастся посадить… подчеркиваю — даже если, поскольку деньги имеют гораздо больший вес, чем УК… рано или поздно они выйдут — и что тогда? Думаешь, они тебе простят? Нет, Саша, не простят.
— И что ты предлагаешь?
— Стравить их. Пусть шакалы перегрызутся. Собаке — собачья смерть, пусть сами себя накажут, — Дима громыхнул по столу кулаком.
— Ага, — кивнул я. — Собаке — собачья смерть.
Собакин посмотрел в мои глаза и громко рассмеялся. До него, наконец, дошел свой же каламбур.
— Точно не будешь? — утонил капитан, подняв бутылку.
— Точно — заверил я.
Тем более, свою рюмку я уже использовал в качестве пепельницы. Опер налил себе еще стопку, и замахнул ее так же без закуски. Чувствуется опыт, приобретаемый только в двух местах: в вооруженных силах и внутренних органах.
Не было и восьми утра, как мы начали приготовления. Первым делом Собакин опохмелился, потом достал из ниши между сейфом и стенкой продолговатый сверток.
— Это что? — поинтересовался я.
— Подарок от Дудаева, — ответил Дима, разворачивая мешковину. — Знаешь, что это?
Капитан положил на стол тускло блестящую 'плетку' с накрученным на ствол глушителем.
— Знаешь, — усмехнулся я. — Sig-Sauer SSG 3000, калибр 7,62мм НАТО, емкость магазина — пять пат…
— Хватит, — буркнул опер, недовольный, что его эрудиции места не осталось. — Откуда знаешь?
— Сам же рассказывал, — пожал я плечами, — Когда из Чечни ее привез.
— Да? Тьфу, точно, — вспомнил Дима. — Жаль, патронов мало.
Он достал из сейфа коробку, в которой бренчали всего два патрона к трофейной винтовке.
— Бронебойно-зажигательные, — пояснил Собакин. — На особый случай берег.
Поклацав затвором, капитан засунул оба патрона в магазин и, с сухим щелчком, вогнал его в пазы. Снова завернув оружие в мешковину, Дима махнул рукой и мы вышли на улицу. Из багажника Grenada опер извлек двадцатилитровую канистру и забросил ее вместе с винтовкой в джип.
Разместились так же, как и вчера: мент в Pagero, я — в 'прицепе'. Внедорожник вырулил из ворот РУВД, и связка из двух автомобилей направилась в сторону Градского Прииска. На сей раз никто никуда не торопился — времени было вагон.
На первой же попавшейся заправке капитан залил полную канистру бензина. Зачем? Турбодизелю внедорожника оно совершенно не нужно, дрэгстеру со снятой коробкой — тем более. Спрашивать я не стал. Важность грядущего момента все больше довлела надо мной, что-то говорить, о чем-то расспрашивать не было никакого желания. Я молча курил сигарету за сигаретой.
До пункта назначения мы добрались часа за два до полудня. Более подходящее место найти трудно. Старое кладбище с покосившейся оградой и деревянными крестами вместо плит с трех сторон упиралось в березняк, а с четвертой простиралась обширная пустошь. Эта поляна так и просила чтобы на нее поставили 'восьмерку', а пригорок, скрытый листвой, как нельзя лучше подходил для засады.
Дрэгстер занял свое место посередь пустоши. Канистру бензина Дима полностью вылил в салон автомобиля, через пару часов концентрация паров станет просто запредельной, и хватит малейшей искры, чтобы машина взлетела на воздух. Джип мы спрятали в лесу, закидав его ветками и листвой.
Наконец капитан залег в траве на пригорке, поставив винтовку на сошки. Я, приобняв Михо, устроился рядом. Ждать оставалось около полутора часов. Опер невозмутимо поглощал кашу из банки, теперь — перловую. Я вяло поковырялся вилкой в своей жестянке и оставил ее в сторону. Кусок не лез в горло. Слава Богу, сигаретами я запасся основательно, и дымил одну за другой. Время текло мучительно медленно.
— Димка, — прошептал я. — А ты уверен, что все пойдет как надо?
— Не уверен, — произнес он с набитым ртом. — Но это лучший выход.
— Спасибо, успокоил, — усмехнулся я.
— Не стоит благодарностей, — ответил Собакин.
Действительно, благодарностей это не стоило. Чтобы успокоить нервы и убить время я начал считать ворсинки на морде Шпалерадзе. Успел пересчитать три раза, и все три раза получалось разное число. В общем, нервы так и не успокоил, но время убил.
— Зря, — изрек я в половину двенадцатого. — Зря мы все это затеяли.
— Да что ты паникуешь? — отмахнулся опер. — Все будет хорошо.
Завидная уверенность. У меня, со всем моим фирменным оптимизмом, такой не было. Курить я уже просто не мог, во рту было сухо, как в Сахаре. Вдобавок проснулся зверский аппетит, я прикончил банку каши, но этого было мало.
Без пяти двенадцать со стороны города на пустырь въехали два кортежа. Один, состоящий из двух микроавтобусов 'Газель' и 'Vectra' выпуска начала девяностых обогнул 'восьмерку' и занял позицию по левую руку от нас. Второй — из двух 'Grand Cherokee' и эвакуатора с зачехленным авто, остановился справа. Началось. Теперь сомневаться поздно.
— Твоя девчонка в одной из 'Газелей', — заметил Дима.
— Сам догадался, — огрызнулся я.
Теперь дальнейшее развитие ситуации зависело исключительно от снайперских способностей опера и верности его расчетов. От меня не зависело уже ничего. Терпеть не могу подобного дерьма. Я чувствовал свою полную беспомощность. Я уже ни на что повлиять не смогу.
Из автомобилей высыпали жулики, по десятку с каждой стороны. Лица с такого расстояния различить было трудно, но среди членов 'левой' группировки я разглядел фигуру Славы и казаха. Из 'правых' я не знал никого.
Вот Антон отделился от своей грядки и зашагал вперед. Вторая банда так же выставила своего парламентера. Они медленно сходились, и должны были встретиться, по моим расчетам, на уровне заготовленной бомбы, метрах в десяти от нее, ближе к нам.
— Пошла возня, — прошептал капитан, припав к окуляру прицела.
Переговорщиков разделяло метров семь — не больше. Пора. Опер глубоко вздохнул, замер и нажал на спусковой крючок. Боек сухо щелкнул по капсюлю гильзы, но выстрела не последовало. Осечка!
— Твою мать, — выругался Собакин, передергивая затвор. — Лежали слишком долго.
Пустышка вылетела из приемника и, вращаясь в воздухе, ушла в траву. Резким движением руки Дима вогнал в ствол последний патрон и повернул рукоятку, закрывая затвор. Между парламентерами осталось метра четыре. Нельзя дать им встретиться! Нельзя!
Капитан набрал полную грудь воздуха. От напряжения на его лбу выступил пот. Казалось, секунды растянулись на часы. Представитель 'правой' группировки медленно занес ногу, перенеся вес на вторую. Антон, так же медленно, вынул из кармана руку и протянул ее для приветствия. Три метра.
Мент, застыв, спустил курок. Тихо звякнул, ударяя по капсюлю, боек. Пуля с тонким свистом покинула жерло ствола, оставив после себя небольшое облачко полупрозрачного дыма. Мгновение спустя, оглушительно громыхнув, дрэгстер поднялся в воздух. На месте, где только что была машина, разрастался огромный огненный шар. Парламентеров отбросило взрывной волной. Воцарилась звенящая тишина, даже птица перестали петь, даже ветер перестал шелестеть в ветвях деревьев. Настоящая тишина настоящего кладбища.
— Суки! — прорезал эту тишину вопль казаха.
Он первым поднялся на ноги, и, достав пистолет, выпускал маслину за маслиной в лежащего на траве бандита.
— Суки!
В ту же секунду разразилась настоящая канонада. Стреляли с обеих сторон из всего, из чего