Даже если мы заменим слово «правитель» на «государство», все равно получится, что эта идея возникла не раньше эпохи Ренессанса. Нет никаких причин считать, что данная точка зрения, появившаяся в определенный исторический момент, обладает некой вневременной внутренней ценностью и непременно будет господствовать впредь. Далее мы подробнее остановимся на той роли, которую приписывали войне люди, жившие прежде, в разные эпохи и в разных странах.
«Неполитическая война»: справедливость
Начиная с Гуго Гроция, если не с Макиавелли, западная политическая мысль определяла войну как инструмент в руках государств, а именно суверенных политических образований, не признающих над собой никакого суда и никаких законов. Однако на протяжении тысячелетия, закончившегося примерно в начале XVI в. и известного как Средние века, такое представление вовсе не было господствующим. Это был период, когда считалось, что политика основывается не на силе, а на справедливости или праве. Как думали тогда, сама по себе справедливость не творение человека, но хотя бы отчасти имеет божественное происхождение. Поэтому право в некотором смысле играло более важную роль и пользовалось большим авторитетом, чем в наши дни.
Подобно тому как средневековой науке не было известно о существовании силы тяжести, средневековое общество не воспринимало себя состоящим из различных элементов, каждый из которых стремился повернуть дело в свою пользу и был вправе преследовать свои собственные интересы, при необходимости применяя силу. Вместо этого весь христианский мир
В этих обстоятельствах понятие суверенного политического образования, не признающего вмешательства ни вышестоящих, ни равных субъектов в свои «внутренние» дела, в корне не соответствовало духу того времени. Общество понималось как органическая живая пирамида, состоящая из множества взаимодействующих частей, которую возглавляет не кто иной, как Бог. Непосредственно за Богом следовал, в зависимости от взглядов, император, Папа Римский или они оба — последнее в соответствии с доктриной, опирающейся на фразу из Нового Завета и известной как доктрина «двух мечей». Неся ответственность перед Богом за то, что мир управляется в соответствии с Его волей, император и (или) Папа были средоточием высшей власти. От них расходилась вширь и вниз сеть правовых и квазиправовых отношений, пронизывая феодальную и церковную иерархию.
Таким образом, типичные средневековые взгляды, представленные в середине XIII в. Св. Фомой Аквинским, приписывали каждому компоненту свое, ему надлежащее место в мире. Только народы и страны, не входящие в состав христианского сообщества, считались
Если бы законы всегда исполнялись и если к тому же сама система была бы логичной и лишенной недостатков, тогда теоретически не было бы причин для войны, за исключением, возможно, войн против язычества, инициируемых императором и (или) Папой. Однако действительность была не такова. Всегда находились безнравственные люди, готовые нарушить закон Божий и человеческий. Некоторые из них были еретиками, придерживавшимися и высказывавшими взгляды, противоположные принятому религиозному учению; таким образом они угрожали полностью подорвать моральные основы общества. Другие заявляли претензии на то, что им не принадлежало по праву. Наиболее ярким примером может послужить начало Столетней войны, когда в 1337 г. король Англии Эдуард III обвинил короля Франции Филиппа VI, в том, что тот украл у него целое королевство. Более того, хотя божественный закон идеален, возможны различия в его интерпретации. То же еще в большей степени относится к человеческим законам, которым, к тому же, часто не хватало ясности.
Такие вопросы, вследствие того, что они были, по сути, юридическими, в обычной ситуации следовало направлять на рассмотрение судов, светских и церковных, в зависимости от общественного положения сторон и характера решаемого вопроса. Но если в споре участвовали влиятельные лица или организации, то либо суды могли оказаться не в состоянии принудить их к выполнению вынесенного решения, либо стороны с самого начала могли отказаться направить дело в суд. Так или иначе, применение организованного насилия становилось необходимым, даже желательным. Война стала, так сказать, палкой в руках закона. Она была средством, с помощью которого можно было добиться возмещения «обиды» (основное понятие в средневековой политической лексике), покарать мятежных подданных и отплатить за оскорбление того или иного рода.
Поскольку война считалась продолжением правосудия, а не политики, любой вооруженный конфликт обязательно подразумевал нарушение закона либо одной, либо обеими сторонами. Таким образом, стало крайне важным проведение различия между хорошей и плохой воюющей стороной, между войной, ведущейся с позиции права, и той, что ведется незаконно или даже противозаконно. Можно было прибегнуть либо к светскому, либо к церковному праву. Попытка найти авторитетное церковное мнение приводила от Св. Фомы Аквинского к Св. Августину. Хотя правоведы расходились во мнениях по поводу частностей, суть средневекового понятия «справедливая война» можно изложить в виде трех пунктов. Первый: война, чтобы считаться справедливой, должна вестись публичной властью, а не частными лицами. Второй: она должна быть вызвана «справедливыми намерениями», а именно — стремлением отомстить за оскорбление, покарать кого-то или добиться возмещения ущерба. Третий: размер причиненного врагу ущерба должен примерно соответствовать причине, из-за которой ведется война. Таким образом, справедливая война, по крайней мере в теории, походила на наказание, назначаемое великодушным отцом. Единственное, чем не могла быть война, так это проявлением неприкрытого «интереса» — как мы увидим ниже, данное понятие еще только предстояло сформировать, не говоря уже о том, чтобы провозгласить его священным.
Другой традицией, предлагавшей способ разграничения между справедливой и несправедливой войной, было, конечно, римское право, применявшееся во времена Республики и изложенное Цицероном в сочинении
