укрыли одеялом и спросили, что произошло.
Ян рассказал им о своем сне, который Тедди посоветовал ассистентам в точности записать. Потом с Яном случилась истерика. Он заявлял, что больше никогда не будет принимать участие в съемке рекламы, что ему хочется провалиться сквозь землю и тому подобные глупости. Ему снова дали коньяку. Тедди всех прогнал, уселся поудобнее в кресле и сказал:
— Ясь, то, что ты сейчас переживаешь, обычное дело, я бы даже сказал, банальное. Ты должен знать: сейчас тебя переполняют необычайно интенсивные эмоции, но они быстро иссякнут. Завтра о тебе все забудут, журналисты найдут себе другого героя, а соседи с улицы Кручей перестанут обращать на тебя внимание.
— Сегодня они меня преследовали, а завтра не заметят? — удивился Ян.
— Совершенно верно.
— Почему?
— Потому что мозг большинства людей устроен как дискета. Вчера мы записали на нее «Пириос», завтра его удалим и запишем кока-колу. Послезавтра уничтожим колу и на ее месте запишем рекламу «форда». Такая уж у нас работа, Ясь.
Хлопнула входная дверь, снизу донесся громкий разговор. Тедди лениво поднялся с кресла, дружески помахал Яну рукой и вышел из комнаты.
Глава одиннадцатая
МИСС
Неизвестно, сделал ли свое дело хороший французский коньяк или сыграла роль приятная атмосфера, царящая в агентстве «Тедди и друзья», но Ян очень скоро пришел в себя. На следующий день около полудня он спустился вниз, поболтал с Тедди, заразился его оптимизмом и решил, что неплохо бы пройтись.
Дом, в котором располагалось агентство, стоял особняком. Ян выбрался из здания никем не замеченный. Выйдя на улицу, он поднял воротник, натянул на глаза шапку и дворами вышел на оживленную Пулавскую улицу. Первое, что Ян там увидел, это огромный билборд, на котором был изображен он сам с пачкой «Пириоса». Он попятился, но вдруг заметил, что пешеходы не обращают на рекламу никакого внимания. Яна это немного задело, ему захотелось закричать, что это его улыбка на билборде, и сам Боб Фестон из концерна, годовой доход которого в два раза превышает национальный доход Республики Польша, был им очень доволен. Но он справился со своими эмоциями и пошел дальше. Преодолев сто метров, он почувствовал себя настолько уверенно, что снял шапку, но и это не произвело впечатления на прохожих. Ян вздохнул с облегчением, одновременно ощутив обиду. Он вошел в магазин и попросил бутылку французского шампанского.
— Ваше лицо мне почему-то знакомо… — сказала продавщица, внимательно рассматривая Яна. — Вы снимались в каком-то сериале?
— Нет, я не снимался в сериале, — возразил Ян.
— Но ведь вы актер, да?
— Да… в некотором роде…
— Это, должно быть, здорово, — прошептала продавщица и мечтательно закатила голубые глаза. — Я каждый вечер читаю об актерах.
— Это тоже интересно.
— Да, — согласилась девушка. — Очень. Я читаю об актерах, а потом засыпаю, и мне все это снится. Вам тоже, наверное, снятся актеры?
— К сожалению, нет, — вздохнул Ян. — Мне почти ничего не снится.
— И не должно, — вздохнула девушка. — Ваша жизнь и так как сон.
— Правда?
— Да… — Она задумчиво улыбнулась. — Я читала об этом много раз. Вы ведь еще зайдете к нам?
— Зайду. Непременно зайду.
— Приходите перед закрытием магазина. Тогда у нас почти нет покупателей. Мы с вами сядем где- нибудь в уголке, и вы мне что-нибудь расскажете. Договорились?
— Расскажу, — пообещал Ян и быстро вышел.
В то время когда Ян шел по Пулавской улице, безуспешно пытаясь обратить на себя внимание идущих мимо людей, Тедди Кошикевич сидел перед огромным экраном и задумчиво рассматривал его улыбку. Что в ней такого необыкновенного? Какие элементы играют решающую роль? Может, все дело в чуть приподнятых уголках губ? А может, важен процент видных зубов? Немаловажное значение, вероятно, имеет и их форма. На эту улыбку работает все лицо, особенно глаза… Он перенес изображение улыбающегося Яна в компьютер и стал производить различные манипуляции с его лицом, пытаясь понять, когда еще то, а когда уже нет.
«Если бы мне удалось разгадать тайну Яна, — мечтал он, — мы бы могли смоделировать в компьютере любые образы».
Его размышления прервала дурацкая мелодия мобильного. Тедди нехотя поднес телефон к уху.
— Это Кеся, — услышал он страстный женский голос.
— Тедди слушает.
— Послушай, Тедди, у нас тут в Подлесной проходит конкурс красоты. В нем, естественно, принимают участие девушки из моего модельного агентства.
— Неужели они прошли кастинг? Это невозможно!
— Не ерничай. Мне нужна звезда в жюри.
— К сожалению, я не звезда, — с достоинством сообщил Тедди.
— В некотором роде звезда, но мне и не нужны суперстар.
— А сколько даешь денег?
— Нисколько, — нахально заявила Кеся.
— Ну, тогда у нас нет звезд для тебя, дорогая.
— Не будь свиньей, Тедди, придумай что-нибудь.
— Ну… разве только… прислать к тебе Яна.
— Что еще за Ян?
— Видела рекламу «Пириоса»?
— Постой-ка… Это тот парень с аистом над головой?
— Вот именно.
— Ну что ж… — пробормотала в трубку Кеся. — Реклама довольно известная, и парень вроде ничего.
— И он единственный, кого не интересуют деньги.
— Ладно. Договорились. Я пришлю за ним водителя в четверг около четырех дня. Целую.
— Пока.
В четверг ровно в шестнадцать ноль семь темно-зеленый «опель-астра» забрал Яна у агентства и повез в направлении Подлесной. Водитель оказался человеком разговорчивым и за время пути выдал Яну море полезной информации.
Находящаяся приблизительно в тридцати километрах от Варшавы деревня Подлесная еще в межвоенный период была известным дачным поселком. Со временем там стали покупать участки люди искусства, особенно музыканты и художники, а позже обосновались и предприниматели, привлеченные элитарностью этого места. В Подлесной появилось множество подобий вилл и дворцов, частенько безвкусных, но с годами строения приобрели присущий поселку налет аристократической патины. Артистов и художников там осталось немного. Им на смену пришли люди состоятельные и жаждущие известности. Они считали Подлесную самым лучшим местом на свете, название произносили с гордостью, надувая щеки, словно делали собеседнику большое одолжение (если он не имел честь сам проживать в этом элитном
