кочерга, которой он счищал нагар и расплавленное стекло, сбежавшее с жигал зазевавшихся штамповщиков. Раскалённые кирпичи красно светились и излучали нестерпимое тепло.
Саша забросал под печки мокрым, взятым с улицы, песком, умылся, переоделся и подошёл к Ермилу. Тот тихо сидел на табуретке возле девочки, не решаясь будить, и держал её за руку.
— Пойдём? — спросил его Лыткарин.
— Секунду.
Уходя, крикнул Фунтиков:
— Ребята, не забудьте про девочку.
— Как можно забыть, — отозвался Ермил и стал будить Веру. — Вера-а, вставай!
Девочка приподнялась, несколько секунд тёрла глаза кулачком, не понимая после сна, где очутилась.
— Ну как, обсохла? — спросил Саша и сам ответил: — Обсохла. Сейчас пойдёшь с нами — смена кончилась.
— А куда пойдём? — спросила Вера.
— Домой тебя отведём, к бабушке.
Девочка подняла глаза на Лыткарина. Они были большие и тёмно-голубые.
— Наверно, соскучилась по бабушке?
— Соскучилась. — В глазах блеснули слезы.
— Ну что ты! — растерялся Саша. — Опять плакать?
— Я не плачу… — Она потёрла глаза кулачком. — А когда пойдём? Прямо сейчас?
— Прямо сейчас. Ты не помнишь названия улицы, где живешь?
— Не помню. В деревне.
— В какой деревне?
— Комякино.
— Вот молодец. А номер дома не помнишь?
— Дом синенький-синенький…
— Это цвет. А номер?
— Не знаю.
Ермил стал одевать девочку в узкое пальтецо.
— Может, нам не стоит заходить в милицию, а сразу идти по адресу? — спросил Лыткарин у Ермила.
— Куда впотьмах по дождю топать, — ответил Ермил. — Найдём ли мы дом? Надо всех жителей будить… А далеко эта деревня?
— Рядом. Через поле.
— Большая она?
— Большая.
Ермил был приезжий и окрестности знал плохо.
— Ну вот. Сколько там домов: двадцать, пятьдесят или больше. Пока всех опросишь! Вера может дом и не узнать — ночь на улице.
— Зайдём в первый дом и спросим, — настаивал Саша. — Вера, как твоя фамилия?
— Константинова.
— Спросим, где Константиновы живут.
— А если у бабушки другая фамилия?
Этот довод Ермила заставил Сашу задуматься. Он почесал кончик носа и сдался:
— Ладно, пойдём в милицию.
Девочка была готова к выходу на улицу. Оделся и Ермил. Подбежал Казанкин.
— Ну, пока, Муана Лоа, — потрепал он девочку по плечу. — Не забывай нас.
Саша закрыл дверь штамповки, ключи отдал вахтёрше и шагнул к ждавшим его Вере и Ермилу.
— Пошли, — сказал он, открыл высокую дверь и пропустил их вперёд.
Дождь продолжал моросить. Это был даже не дождь, а нечто напоминающее туман, и он не падал сверху, а как бы обволакивал со всех сторон деревья и здания.
Они спустились со ступенек, и пошли вниз, к воротам. Булькала вода, струясь из водосточных труб. Крохотные ручейки растекались по булыжной мостовой, соединялись с другими, окрепнув, тихо устремлялись к реке. Два или три фонаря светили тускло, и казались в темноте бледными пятнами.
У арки Южных ворот Ермил остановился, взял Веру под мышку и перенес через большую лужу.
Милиция располагалась недалеко от монастырской стены на втором этаже старого здания.
Шли молча. Саше надоело молчание, и он спросил Ермила:
— Ермил, а что ты такой всегда неразговорчивый?
— Не люблю много говорить.
— И всегда был такой?
— Всегда.
— И в детстве такой был?
— Не знаю. Не помню. Наверно, не такой.
— А что сейчас такой?
— Не знаю….
Они замолчали. Шаги звучно отдавались в пустой улице. Саша тоже был от природы немногословный, а сейчас ему хотелось поговорить. Пустынная улица и тёмные дома располагали к разговору. Полночь давно миновала, люди видели не первые сны, а ему спать не хотелось и домой идти не хотелось, а раз выдался такой интересный случай, хотелось просто, как говорят, покалякать, отвести душу в беседе. Настроение было такое, когда надо было услышать человеческий голос и почувствовать, что ты не один в ночной темноте. И раз Ермил не склонен был к разговору, Саша спросил девочку:
— Вера, а как ты попала в сарайчик?
Она ответила не сразу. Она шла рядом с Ермилом, доверчиво притираясь боком к его чёрному шуршащему плащу, и крепко держалась за руку. Иногда она вскидывала голову и подпрыгивала. В этом дожде-тумане они казались Саше двумя смутными тенями, похожими на добрых сказочных персонажей, идущих в ночи, чтобы принести кому-то что-то хорошее.
— Я погулять пошла, — наконец призналась она. — А Марина с Олей позвали меня в кино. Я пошла с ними. А когда пришли в кино, у меня не было билета. Они ушли, а я осталась. Посмотрела, как лошадка ехала и… заблудилась. Шла большая корова, с большими рогами и мычала му-му-у. Я испугалась и спряталась за сарай, а потом начался дождь, и я боялась уходить.
— А сидеть за сараем не боялась?
— Боялась…
— Теперь тебе нечего будет бояться, — сказал Ермил. — Скоро будешь у бабушки.
Её маленькая ладошка свободно умещалась в широкой руке Ермила. Ладошка покойно лежала, и Ермил чувствовал её тепло. Иногда она готова была выскользнуть и выскальзывала, но потом опять находила место в уютном гнездышке.
Около входа в милицию тускло горел фонарь. Налетел порыв ветра и погнал по тротуару скрученные мокрые чёрные листья.
Они поднялись по ступенькам на высокое крыльцо, похожее на капитанский мостик. Саша нажал ручку, и дверь, тихо скрипнув, открылась.
— Мы куда пришли? — тихонько спросила Вера.
— В милицию, — ответил Саша.
— А зачем?
— Узнать, где живёт твоя бабушка. Ты хочешь к бабушке?
— Хочу.
— Сейчас узнаем, куда тебя отвести.
Дежурный старший лейтенант, белобрысый, среднего роста с тонким прямым носом, узнав, в чём дело, с минуту подумал:
— Из Комякина она. Знаю.
