доктор Кирпатрик; б) внимание остальных на какое-то время сосредотачивается на мне. Надеюсь, мои три мушкетера догадаются прервать свою чудную беседу. Честь и хвала Джеймсу Сэбину за то, что он замолчал, ведь способность моих родителей часами говорить обо всем и ни о чем — поистине легендарна. И только самый терпеливый человек на свете может понять и поддержать этот разговор. Мама начинает неистово разбрызгивать вокруг себя туалетную воду, чтобы не так сильно пахло сигаретным дымом.
Он великолепен. Я имею в виду доктора Кирпатрика. Его сияющие темные волосы привлекательно спадают на лицо.
Он улыбается мне:
— Ты снова здесь, Холли?
— Мне от вас не уйти, — бормочу я.
Он берет меня за запястье и сосредоточенно смотрит мне в глаза. Мычит что-то про себя, потом подходит к спинке кровати и берет карту. Что-то записывает в нее.
— Ну что ж, никаких серьезных увечий нет. Но я бы хотел, чтобы ты осталась на некоторое время и мы понаблюдали за тобой. Хотя принуждать я тебя, конечно, не могу.
Я смотрю на Джеймса и родителей, чтобы убедиться в том, что они поняли слова доктора.
Он тоже поворачивается к ним:
— Кто-нибудь из вас… о, здравствуйте, детектив! Как вы?
Доктор обменивается рукопожатием с Джеймсом.
— Все хорошо?
«С ним все в полном порядке, — кричу я про себя. — Только я одна, раненая, лежу в постели. Он едва не убил меня».
Доктор Кирпатрик продолжает:
— Кто-нибудь сможет отвезти Холли домой? После ленча.
Все кивают в знак согласия, и доктор поворачивается ко мне:
— Я вернусь после ленча, Холли, чтобы осмотреть тебя.
Сдержанно улыбнувшись, он удаляется. Встает Джеймс.
— Мне нужно идти, — говорит он.
Мне в голову приходит одна мысль. От волнения желудок вдруг начинает панически урчать.
— А что с «Дневником»? Винс сообщил обо всем в газету?
— Конечно. Вообще-то я помог Джо написать очередной фрагмент вчера вечером. Вся необходимая информация попала в «Дневник». И не беспокойся; то же самое я сделаю сегодня. Впрочем, если честно, писать почти нечего: я допрошу Кристин и заведу на нее уголовное дело. По большей части это бумажная работа.
— Джеймс, дорогой, — говорит моя мама. — Позвони, пожалуйста, Лиззи, когда выйдешь. Вот номер. Отсюда нельзя звонить.
О, это точно. Курить можно, а звонить нельзя. Меня всегда поражало то, как мама подгоняет под себя общие правила.
Он берет у нее номер:
— Я вернусь после ленча.
— Позвони еще и Джо! — кричу я ему в спину.
Он поднимает руку в знак согласия.
Несколько минут мы сидим в тишине.
— Пап? Ты не мог бы сделать мне одолжение? Купи, пожалуйста, где-нибудь экземпляр «Бристоль газетт». Я хочу почитать «Дневник».
Отец отправляется выполнять поручение. Пока в палате осталась только мама, мне нужно сбегать в туалет. Я поправляю больничную пижаму, стремглав несусь в ванную комнату, а вернувшись, снова ложусь в постель.
— Слушай, — говорит мама. — Какой приятный тип этот Джеймс. Должна сказать, он очень мне понравился.
Несколько минут мы молчим. Мне становится неуютно от последних слов мамы. Шарики в ее голове крутятся, и она думает: «Зачем, черт возьми, этот привлекательнейший молодой человек разъезжает по Бристолю, помогая моей дочери? И не должна ли я, как мать вышеупомянутой дочери и гость на его будущем бракосочетании, узнать обо всем этом поподробнее?»
— Тебе он нравится, дорогая?
Я пристально смотрю на простыни. Интересно, в больнице есть своя прачечная?
— Он ничего, — уклончиво отвечаю я.
Пауза.
— Весь наш поселок читает «Дневник», дорогая. Мы копируем его и вешаем на доску объявлений! Мы все читаем «Дневник» с огромным энтузиазмом! Тебя скоро пригласят на открытие церковного праздника! Миссис Мердок считает, что тебе понравится. Кстати, она собирает вырезки с «Дневником».
— Господи! Да у него же свадьба через неделю! — взрываюсь я. — Вы с отцом приглашены на эту свадьбу и я тоже! Его невеста, Флер, дочь твоего знакомого Майлза, прекрасная девушка. А как же Бен? Тебе нравится Бен?
— Конечно, нравится, дорогая. Конечно, нравится. — Она делает паузу. — Хотя…
— Хотя что? — кричу я хриплым голосом. Господи! Меня только что шарахнули по голове, это вывело меня из строя на несколько дней, а она врывается сюда, мельком спрашивает, хорошо ли я себя чувствую, и потом начинает меня мучить. Наплевать на мое высокое давление. Наплевать, что доктор поставил мне диагноз «сотрясение».
— Он учился в бесплатной средней школе, да? — бормочет она.
— И что?
— Ну, просто я считаю, что мальчики из бесплатной средней школы, в общем, они немного… Конечно, бывают исключения…
— Они немного что?
Она смотрит мне прямо в глаза:
— Немного умственно отсталые.
Я сглатываю.
— Умственно отсталые?
He могу поверить, что это говорит она — женщина, которая все время пытается переключать телевизионные каналы при помощи калькулятора и прячет рождественские подарки в холодильнике.
— Да, умственно отсталые. Родители отправляют их в школу-интернат в возрасте пяти лет и все: «Никаких слез, подожмите губы, малыши, ведь ваш дедушка был отважным человеком, он охотился на тигров в Индии». И они принимаются за учебу. Один Бог знает, чему их там учат, но сомневаюсь, что чему-нибудь хорошему. Так они и вырастают — выучив наизусть школьный гимн, сохранив все свои дружеские связи, но неспособные создать отношения с кем-либо.
Очевидно, она читала «Школьные годы» Тома Брауна.
— Ну, это не про Бена, — уверенно говорю я, но все же в моей голове зарождается зерно сомнения, чего мама, видимо, и добивалась.
— Ну и хорошо, — быстро произносит она.
Мама прикуривает очередную сигарету и, облокотившись о спинку стула, пускает колечки дыма и наблюдает за тем, как они растворяются в воздухе. Я чувствую раздражение.
— Так тебе он нравится? Бен? — повторяю я свой вопрос.
— Гм?.. — произносит она так, словно мы закрыли эту тему несколько веков назад. — Конечно, нравится, дорогая. Он очень обязательный, и потом, ты счастлива с ним.
Моя мама очень хитра. Многие считают ее пустоголовой актриской. Но все это лишь тщательно завуалированное притворство. Она всегда говорит с оттенком безразличия в голосе и с некоторой беспечностью. И даже несмотря на то что я знаю, что это всего лишь игра, ее слова все равно производят на меня впечатление. Я начинаю сомневаться. Браво, Соррел Колшеннон. Отличный спектакль.
Но знаете что? Я не хочу думать обо всем этом. Совсем, совсем не хочу. Почему-то я чувствую себя взволнованной и едва сдерживаю слезы. Должно быть, это последствия шока. Моя жизнь и так достаточно
