Авторитет — Предприниматель
Развалившийся в шикарном, с гнутыми резными подлокотниками кресле, Илларион Константинович Жордания мало походил на авторитетного вора, оттарабанившего в общей сложности четвертак на различных зонах Союза и более известного в определённых кругах под кличкой Дато. А походил он на грузинского князя — чуть-чуть, самую чуточку попол-невшая фигура, волнистые с проседью каштановые волосы, узкое лицо, нос с горбинкой, ухоженные рыжеватые усы и болезненно красные губы. Аристократ — ни дать, ни взять. До-машний прикид тоже весьма импозантный: черные замшевые мокасины, чёрные бархатные брюки, тёмно-бордовая бархатная, простёганная ромбом куртка, отороченная серебряным шнуром, на шее повязан чёрный шёлковый шарф с серебристыми звёздочками. Чего там, были бы бабки, а уж визажисты с модельерами расстараются, даже чурбан обиходят так, что хоть сейчас на обложку какого- нибудь VIP-журнала. Господин с такой представительной внешностью вполне мог украсить президиум дворянского собрания при одном условии: си-деть и помалкивать. Никакому имиджмейкеру с комплексом Пигмалиона не под силу в од-ночасье привить светские манеры и навыки грамотной, непринуждённой речи человеку, если вся его прошлая жизнь к тому не располагала. Семь классов — это всего лишь семь классов, лесоповал — это лесоповал, а сокамерники — не завсегдатаи аристократического клуба. Но и это поправимо. 'Каждому делу — свой срок', — любил приговаривать Дато, посмеиваясь в усы. Чего-чего, а уж за сроки по делам он знал если не всё, то многое — половина жизни, как-никак, ушла на изучение 'Уголовного кодекса'.. Однако нынешние времена предъявляли к представителям бизнеса достаточно высокие требования, и Дато очень старался соответствовать, пусть и не всегда получалось. Во всяком случае, книга Дейла Карнеги неизменно лежала в ящике его письменного стола в домашнем кабинете. На этом же столе в стоячей кипарисовой рамке красовался девиз, выполненный собственноручно красным маркером: 'Ты убиваешь время — время убивает тебя'. Эту нехитрую истину хозяин стола и кабинета понял давно, но до недавних пор не шибко удачно применял на практике.
До недавних…. Вот уже пять годочков Илларион Константинович занимался прибыль-ным бизнесом: держал в Среднегорске сеть рестораций и единственное в городе казино под названием 'Джокер'. Сначала, будучи большим поклонником Пушкина, 'новый русский' грузин вознамерился дать своему игорному дому имя 'Герман', но Игорь Вавилов — его личный, не всегда трезвый и всегда умный советник по культуре отговорил, мол, это де то же самое, что похоронный кооператив наречь 'Перспективой'. Дато подумал и согласился.
Неожиданно для себя Илларион Константинович, незнакомый с менеджментом, бух-галтерским учётом и прочей финансово-экономической тряхомудией, проявил недюжинную деловую хватку. Бизнес процветал. Он не слыл добряком по жизни, подчинённые ходили по струнке за хорошее жалование, и лишь Игорёк — менеджер фирмы и нынешний советник по культуре, в прошлом администратор какого-то столичного театра, бывший зек, ровесник и сосед по нарам, числился в друзьях у жёсткого хозяина. Илларион ценил Игоря за ум, за образованность, за беззащитную, наивную, неистребимую веру в изначальную человеческую доброту, которую, несмотря на весь свой ум, не потерял даже на зоне, и каковой не хватало самому Дато, и ещё за безоговорочную преданность. Солидный срок Игорь получил, как растратчик государственных рублей в крупных размерах, хотя деньги не присваивал — его попросту подставили.
…Когда на зону прибывает пополнение — это становится в некотором роде, не ахти ка-ким, но событием. Заключённые, кому по рангу положено, заранее знают, по каким статьям идут новички. Кто-то предвкушает встречу с корешами, кто-то ждёт устную маляву с воли, а кое-кто присматривает объект для измывательств.
Дато провалами в памяти не страдал, и хотя минуло десять лет, тот день он хорошо за-помнил. Очередной этап выпал на выходной. Заключённые находились в камере, ожидая своей очереди на помывку в бане и постирушки. Заскрежетал ключ в замке, открылась дверь, вертухай скомандовал: 'Заходи!' Порог переступил человек лет тридцати пяти — со-рока в бэушной робе с авоськой в одной руке и ватником в другой. Он, как предписано пра-вилами хорошего тона, представился честь по чести, видать просветили заранее.
— Осужденный Игорь Вавилов! Москва! Статья сто шестидесятая УК, часть три — рас-трата. Семь лет колонии общего режима. С конфискацией…
Никто не кинулся с вопросами к вновь прибывшему — не пионерский, чай, лагерь. Даже не все повернули головы, но все срисовали.
Лёжа на верхней койке, Дато лениво приоткрыл один глаз. Ага, интеллигент. Засти-ранная роба висит как на штакетине, тонкая шея торчит из безразмерного воротника, стрижка под ноль, вид растерянный. Ну, ну.
Интеллигент переступил с ноги на ногу.
— Скажите, пожалуйста, где здесь свободная койка?
В камере имелось всего одно свободное спальное место, на нём расселись Листок и Пермяк — урки несерьёзные, но наглые. Они увлечённо резались в штос.
Пермяк поднял равнодушные глаза.
— Чего?
— Я спрашиваю, — лох развёл руками, уронив при этом ватник, неуклюже нагнулся, — место моё…
— Ах ме-есто, — процедил Листок, перетасовывая карточную колоду, — а то свобо-одное ему подавай. Ты здесь или где? Про свободу забудь. А место твоё тута. Только мы, видишь, играем. Чего в сумке? Чай, курево, жратва?
Лох опять развёл руками и опять уронил ватник.
— Пустой, значит, — констатировал Пермяк, — ну тогда жди.
Интеллигент, приблизившись, помялся, наконец, выдавил.
— А, э-э, за столом ведь удобнее…
Пермяк удивлённо уставился на него.
— За столом, говоришь? Вот и садись за стол. Садись, садись, — он, мигом очутившись рядом с лохом, подтолкнул того к табурету, — не стесняйся. Ты чего такой тормознутый? Не ширяешься часом? Ну- ка, закатай рукавчик! Давай, давай, поглядим.
— Да нет, что вы, — интеллигент послушно обнажил левую руку по локоть.
— Ты гляди, чистый! А вот…
У Пермяка волшебным образом возникла зажатая в пальцах писка — стальная пластин-ка, заточенная под бритву. Он живенько приложил её к обнажённой руке новичка. Тот от неожиданности дёрнулся, на коже появился неглубокий порез, царапина, выступила капель-ка крови. Пермяк облизнул губы.
Вавилов побледнел.
— З-зачем вы…? — Растерянно спросил он.
— Ах, случайно! — Пермяк, изображая огорчение, глумливо всплеснул руками. — Да ты никак крови боишься? Хочешь, я тебя беречь буду? Хочешь? Я тоже хочу. Будешь моей лю-бимой женой. Щас в баньку сводим, подмоешься. Ага? Да не ссы, дурачок, тебе понравится.
Листок, ухмыляясь, встал рядом с корешом.
— У нас тута коммунизьма, дупло общее. Может, в штос разыграем?
— Не-а, я первый, — как бы возразил Пермяк, не сводя глаз с кровавой полоски.
Недоумение исчезло с лица интеллигента, глаза потемнели от гнева. Он неловко вско-чил, опрокинув табурет, сжал кулачишки.
— А в морду…! — Крикнул он срывающимся голосом.
— Ой, ой, кокетничает, — издевательски залебезил Пермяк, — а по горлышку?
Писка мелькнула в опасной близости от лица Игоря. Тот отшатнулся, ещё больше по-бледнел, но
