– Да ничем! Просто есть у меня уже один такой, за стенкой ружьями торгует. – захохотала та.
Орри сник и замолчал, уткнувшись в кружку. Обломался наш шкипер по самое не могу. А девица направилась к кухне, и я не отказал себе в удовольствии треснуть ее по могучему заду – в аборигенских кабаках из правил хорошего тона это не выбивается. Если кто не хочет, чтобы его любезную по заду шлепали все, кому не лень, не пускает ее кружки с пивом в трактирах разносить. А раз можно, то пожалуйста. Правда, ощущение было такое, словно по скале ударил. Девица даже не среагировала, а ладонь заныла.
Я налил себе пива, глотнул как следует. Отлично! Настоящее царицынское даже с тверским не спутаешь. Если боги в своих чертогах вообще пьют пиво, то берут его в Царицыне. Иначе и быть не может.
– Как пиво? – поинтересовался я у Орри, чтобы отвлечь его от мрачных мыслей. Пиво гномы любят кабы даже не больше чем люди.
– Хорошее. – кивнул он и вылил куда-то себе в бороду с половину кружки.
Громкий глоток возвестил, что гном мимо рта не промахнулся. А то у них на первый взгляд и не поймешь.
– Хорошее. – еще раз сказал он. – То, что надо после таких приключений. Что дальше делать будем?
– Попробую поговорить с народом. Может и узнаю, что здесь за дела творятся. К охотникам подойду, и с тем склизким, который Угорь, пообщаюсь.
– И я пообщаюсь! – неожиданно вскинулся Орри, глядя куда-то мне через плечо. – Про свой задаток еще раз спрошу, и вообще познакомлюсь.
Я оглянулся и увидел рыжего оружейника, заходящего в трактир. Видать, закрыл свою лавочку и тоже на пивко потянулся. Ну и славно, глядишь, гномы найдут общий язык, если из-за девки-подавальщицы не передерутся. Хотя, гномы друг с другом дерутся из-за дел серьезных, если, например, один подвергнет сомнению мастерство другого, или в чем другом столь же серьезном не сойдутся. А из-за девки, да еще и не гномы – ни в жизнь. Поэтому я спокойно оставил Орри за столом, а сам встал и направился к продолжающему неряшливо лакать пиво Угрю.
Пройти прошлось через весь зал, но внимания никто на меня не обратил. Компания у очага о чем-то громко разговаривала на великореченском, шумела, хохотала и бренчала кружками, остальных вообще почти что не было слышно. Угорь заметил мое приближение, но виду не подал, лишь стрельнул мелкими черными глазами в мою сторону. Я подошел к нему, не говоря ничего переступил через лавку у стола и сел напротив, поставив свою кружку перед собой.
– Милость богов. – сказал я ему стандартное приветствие.
– Над вами милость. – ответил он, равнодушно глядя на меня блеклыми слезливыми глазами с желтыми белками любителя дурь-травы.
– Разговор есть. – сказал я, положив руки перед собой на стол.
– На сухую? – притворно удивился он, показав мне свою огромную, но почти пустую кружку с крышкой.
– На мокрую. – буркнул я и сделал знак трактирщику за стойкой, чтобы тот послал еще кружку Угрю. Трактирщик махнул в ответ рукой, показывая, что понял.
– Разговор есть. – повторил я.
– О чем?
Угорь в ближайшем рассмотрении напоминал эту рыбу меньше, чем одноименного прыща. Какой-то весь нечистый, скользкий, все время двигающийся, с убегающим взглядом и прыщавым лицом, он вызывал отвращение. Его грязноватые пальцы с уродливыми выпуклыми ногтями, с траурной каймой под ними, секунды не оставались на месте, все время вертя перед собой пивную кружку, без надобности трогая и сминая ткань рукавов своей куртки, поправляя воротник. Мерзкая личность, короче. Таких как видишь, сразу бить хочется.
– Интересуюсь знать, – загогулисто начал я, – кто нанял большинство вольных отрядов недавно, и на какую работу?
– Хм… – сделал вид, что задумался, Угорь. – Так и не припомню сразу.
После этих слов он сокрушенно, но не искренне вздохнул.
– Не кобенься, скажи просто, сколько хочешь за нормальный разговор без кривляния, и пообщаемся. Я не в цирке, чтобы на обезьяньи ужимки смотреть. – сбил его с актерского настроения я.
Угорь слегка окрысился, но все же сказал:
– Десять рублей, и мы говорим.
– За десять рублей я из тебя все новости с кишками выбью. – сказал я. – Пять получаешь, и беседуем.
– Девять. – решил поторговаться Угорь.
Я молча высыпал из кошелька пять золотых на стол перед ним, затем убрал кошель в карман под его как будто равнодушным взглядом.
– Здесь пять. Хочешь – бери. Не хочешь – я пошел. Торга не будет.
Угорь поморщился, пожал плечами, а затем ловко смахнул монеты со стола. Сперва взялся за кружку, глотнул пива, после чего заговорил без всякого вступления, словно продолжая начатую до этого фразу:
– С месяц назад почти все сильные отряды наняли. Разом. Платили не скупясь. Приходил эльф со старшим сыном ас-Мирена. Есть здесь такой рыцарь, из Вираца беглый.
– Что за эльф?
– А что может быть здесь за эльф? Из 'Священного Аэрбола' эльф, имя не помню. Но он все время в городе, не ошибешься. Волосы еще в какой-то чудной синий цвет красит и вечно ходит в обнимочку с милым своим. Как милого зовут – тоже не знаю, не интересовался. Не мой профиль.
– А что… я тебя правильно про милого понял? – переспросил я.
– Правильно. – кивнул Угорь. – У нас в городе эльфы все больше такие… как этот. Как же его имя-то называется… Легра… Легар…. Лга…. Нет, не помню. Не выговоришь у него имя. Да его все здесь знают. Спроси про 'синеволосого', и любой покажет, где искать.
Ну, в принципе, в сказанном ничего удивительного. В Великоречьи такие отношения зовут 'эльфийской любовью', так что нечему удивляться. У эльфов это от вечной жизни, помноженной на выпендрежное эстетство. Вроде как им даже не к лицу быть похожими на другие расы, тем более, что эльфийки рожают мало и редко, одного, редко когда двоих за свою бесконечную жизнь, так что о продолжении рода и беспокоиться незачем. Впрочем, со временем они даже про такую любовь забывают, и занимаются лишь интригами и философией, то есть о вечном рассуждают. О себе, то есть.
Из всего сказанного вытекают две истины: Первая – с эльфами никто не может иметь нормальные отношения, потому что правят ими те, кому из удовольствий только интриговать осталось. А учитывая их вечную жизнь, вполне можно угодить в интригу, не на один десяток лет спланированную. В общем, вероятность того, что тебя объе… обманут, в общем, приближается к ста процентам. Оно кому надо? Вот все их и избегают по этой самой причине. а вовсе не из зависти, как они сами говорят.
Вторая истина – эльфийки, несмотря на свою тонкую красоту, любовницы не стоящие. Темперамента в них нет, да и тянет их все больше к подружкам своим, чем к противоположному полу.
Раньше, говорят, у них не так было, да и сейчас в некоторых их родах, где все больше молодые заправляют, по другому дела идут, но в массе как я описал. Вырождаются вечные, а немногочисленные их племена 'молодых' погоды не делают.
– А из ас-Миренов только старший сын был? Папаша не мелькал? – уточнил я.
– Папаша вообще нигде не мелькает. – покачал головой информатор. – Даже из дома почти не выходит, и в гости никого не зовет. Сидит себе там с охраной как медведь в берлоге. А вот сыновья его в городе примелькались. Редкий кабак без них обходится вечером.
– Сюда заходят?
– Тут то что им делать? – пожал плечами информатор. – Тут народ все больше по делам собирается. А вот к длинноухим в клуб сыночки захаживают регулярно. И с эльфийками их тоже видели. Здесь это модно, с эльфийками.
– Тоже верно. – кивнул я. – Теперь вот какой вопрос будет… Что про Велера Алана можешь рассказать?
– А что про него рассказывать? Он вообще гуляйпольский, долго походил в ватаге на реке. С хорошей добычей всегда был, дом с подворьем отстроил. Потом с какими-то еще людьми дела вести начал. Не местные, по говору и виду явно из Вираца. В городе при этом кое с кем рассорился, почему – не спрашивай, не скажу. Он и так этого не показывает.
– Здесь бывает? – решил уточнить на всякий случай я.
– Через день примерно.
– А зачем ходит? Что у него за дела тут?
– А он людей для заказчиков продолжает нанимать. И не только на войну. Ты меня понимаешь?
– В смысле… и просто кого-то заказать?
– Значит понял. – кивнул головой Угорь. – С Кудином и Арравой, кстати, частенько общается. Если тебе интересно.
– Мне все интересно.
Подошла монументальная подавальщица, без всякого уважения бухнула на стол перед информатором большую оловянную кружку, затем быстро ушла. Не любит она его явно. Да и кто такого любить будет? Шнырь какой-то.
– В общем, толком ты о нем ничего не знаешь? – подвел я итог.
– О нем никто ничего не знает. А кто старается знать, тот долго не живет.
– Даже так? – удивился я. – Интересно. А что за кавалеристы там сидят?
– Просто вольный отряд. – пожал плечами Угорь. – Если надо нанять бойцов за разбойниками гоняться, или, скажем, рейд куда организовать, то лучше всего к ним. Договор до грошика отрабатывают, на другую сторону не переходят. В общем, с репутацией люди. Уже лет пять, как в 'Ржавом шлеме' нанимателей находят. Но берут дорого.
– Сколько? – не знаю зачем, поинтересовался я.
– Точно не скажу, они то поденную плату берут, то 'поголовную', за убитых и пойманных, то за результат. Но дороже их мало кто есть.
– Сколько их? Тридцать?
– Тридцать один с самим капитаном Вортом. Говорят, что они любых денег стоят, без работы не сидят. Барон Ралле пару лет назад, до того как в долги влез, нанимал их избавить баронство от разбойников – с каких-то пор от них вообще продыху не было. И что ты думаешь? За шесть месяцев всех перестреляли или переловили.
– Неплохо. – согласился я.
– А ты думал? – с оттенком превосходства, будто это он сам извел разбойников в Милле, спросил Угорь.
– О вампирах теперь… – отхлебнув пива, перешел к следующей теме я. – Что о них слышно?
