слезами.
— Не шевелись, — приказал Аль-Серрас. И повернул половинку лимона, которая была прижата к ее локтю. Он присел на корточки. — Может быть, лучше попробовать молоком. Я вспоминаю, что моя мать пользовалась молоком. Фелю, ты что, никогда лимона не видел? И закрой дверь.
— Он не успокоится, пока не поймет, в чем дело. — Авива выдернула руку, схваченную Аль- Серрасом. — Посмотрите. Кожа не белая, она красная.
— Это лучше, чем черная, — засмеялся Аль-Серрас. — Теперь мы знаем, почему она не хочет надевать платье без рукавов. У нее руки девчонки-сорванца. Темные и жесткие, как дерево. Все детство лазала по деревьям.
— По стенам. Мы взбирались на стены монастыря, я же говорила.
Я закрыл дверь и прислонился к ней, чувствуя слабость в коленях.
— Он дразнит меня, Фелю. — Видно было, что ей неудобно называть меня по имени, но она пересилила себя. — Я ненавижу свои руки. Они волосатые ниже локтей. Как у маленькой обезьянки, сказал мне однажды учитель. Мне даже не верится, что я сейчас обсуждаю с вами свои руки. Я никогда еще не надевала платья без рукавов. — Сейчас она смеялась, показывала свой красный локоть и смеялась. — И вот еще. — Она показала на небольшой золотой крестик на шее. Та самая племянница, что одолжила ей платье, настояла на том, чтобы Авива взяла у нее и драгоценности. — Я не хотела обидеть ее, но я не могу это носить. Как я буду выглядеть рядом с вами?
Она снова засмеялась, но поперхнулась смехом, словно проглотила рыбью косточку. Очевидно, я выглядел таким растерянным, что она протянула ко мне руку и спросила:
— Мистер Деларго, вам не плохо?
Концерт прошел с большим успехом. К сожалению, уже на следующий день мы прибыли в порт. На непослушных ногах, привыкших к морской качке, мы спустились по трапу. Зашли в кафе на набережной, оттягивая расставание. Аль-Серрас пытался найти междугородный телефон. Темный туман скрывал от нас воду. Авива и я сидели, вдыхая влажный воздух, пропахший рыбой и гарью.
Накануне вечером, после концерта, ее окружили восхищенные пассажиры, расспрашивая о ее дальнейших планах. Капитан намекнул, что она направляется в Германию, и она неохотно это подтвердила. Благодарные зрители наперебой совали ей деньги, превозносили ее талант и повторяли, что мечтают помочь ее дальнейшей карьере.
Сейчас, за кофе, я пытался выведать у нее детали.
— Я сотрудничаю с герром Вайлем, — неохотно отвечала она. — Он предложил мне работу, и мне придется принять его предложение.
— Что-нибудь особенное?
— Да нет. Но работа начнется только через шесть месяцев, перед началом учебного года. Я буду давать концерты в школах в рамках национальной программы музыкального образования.
Некоторое время мы молчали. Потом я не выдержал:
— Не понимаю вас. Вас ждала великолепная карьера в Нью-Йорке, но вы покинули этот город. Почему?
— Это длинная история. — Она прижала ладонь к щеке.
— А я все равно жду Хусто.
— Могу я задать вам вопрос?
— Окажите мне честь.
— Возможно, это вопрос, который вам постоянно задают.
— Я не возражаю.
— Почему вы выбрали виолончель?
Я молчал, потирая щеку.
— У вас нет готового ответа?
— Я полагаю, что есть. Если бы я попытался завоевать вашу симпатию, то сказал бы, что в детстве я отличался слабым здоровьем и мне нужен был инструмент, на котором можно играть сидя.
— А что, это неправда?
— Это правда, но это и есть готовый ответ. Если бы я захотел пококетничать, а я этого не собираюсь делать, то сказал бы, что выбрал виолончель, потому что силуэтом она похожа на женщину.
— Но и это готовый ответ.
— Да.
— Если не хотите, не говорите. Ничего страшного.
— Вам я скажу. — Я прочистил горло и отодвинул чашку в сторону. — Виолончель обладает самым человеческим голосом из всех инструментов. Так однажды сказал мне сэр Эдуард Элгар. Виолончель напоминает мне о пении моей матери, о скромности моего отца. Но больше всего я хочу вам сказать…
Между тесно сдвинутыми столиками протискивался какой-то мужчина, и Авива нетерпеливо постукивала ложкой, ожидая, пока незнакомец пройдет. Вдруг она произнесла:
— Вы гораздо более разговорчивый, когда вашего партнера нет рядом.
— У него привычка говорить за нас обоих. К тому же он не был моим партнером почти восемь лет.
— Он очаровательный.
Я подавил в себе приступ раздражения и продолжил:
— Больше всего я хочу сказать вам… — Я понизил голос. — Я не знаю, почему я играю на виолончели. Я сам себе приводил разные причины, но не знаю, выдуманные они или подлинные. Иногда я раздумываю, как это происходит: сначала мы чувствуем, а потом объясняем почему, или наоборот: сначала изобретаем причины, а потом испытываем соответствующие им чувства.
Авива не поднимала глаз от чашки:
— Но вы ведь и политикой занимаетесь? Значит, на публике вы должны выглядеть так, как будто точно знаете, почему делаете то, что делаете.
Я прижал пальцы к виску:
— Да, вы правы. Я способен производить такое впечатление. — И тут я рассмеялся. — Что-то я потерял нить мысли. На самом деле хотелось поговорить о вас.
Она заерзала на стуле.
— Знаете, чем вы сразу привлекли мое внимание? Мне показалось, что вы точно знаете, почему играете именно на скрипке.
Она слегка наклонила голову, благодаря за комплимент.
— Мне часто приходилось сталкиваться с талантливыми людьми, преисполненными честолюбия. Но я впервые сталкиваюсь с талантом без профессиональных амбиций. Я вас не обижаю?
— Нет.
— Я ответил на ваш вопрос?
— Отчасти.
— А вы ответите на мой?
— Который? — Она подняла на меня глаза.
— Почему я играю или почему я уехала из Нью-Йорка?
— Может, мне повезет и один ответ объяснит и то и другое.
— Вряд ли. Во всяком случае, не сегодня. — Она вглядывалась в туман, в котором пряталось все, кроме размытых белых огней вставших на якорь кораблей. — Почему так долго нет Хусто?
— О, стоит ему встретить знакомого, как он остановится поболтать. Когда он в хорошем настроении, ему может понадобиться целый вечер, чтобы пересечь городскую площадь.
— Откуда ему быть в хорошем настроении? Похоже, он потерял все свои деньги, как и все американцы.
— Он в хорошем настроении, потому что мы встретили вас.
— Я хотела с ним попрощаться. Поблагодарить вас обоих и сказать до свидания.
— А перед этим?
Она глубоко вздохнула, отставила в сторону чашку и положила руки на колени.
