На лбу у него выступили крупные капли пота, руки обмякли, начали трястись от мелкого озноба, ноги пошатнулись.
«Шкаф» уже зашел за спину, с боков приблизились «биты». Но тут об землю ударилась рукоять револьвера, а его владелец упал на задницу и стал отползать спиной вперед. А на лице его по-прежнему царствовал страх.
Друзья рыжего, увидев эту картину, застопорились, непонимающе глядя на своего предводителя.
— Бейте его! — срывающимся голосом взвизгнул дрыщ.
Этот вскрик, видимо, дался ему нелегко, потому что теперь он повалился на спину.
«Доблестные рыцари» замешкались еще на секунду. Но этой секунды мне хватило. Я рванулся назад, ударяя «шкафа» в солнечное сплетение локтем и беря в захват руку с шокером. Вывернув её под не совсем естественным углом, добавил разряд в шею. И в следующий момент еле увернулся от удара битой. Я то увернулся, а вот обладатель второй деревяшки схватил ее… Схватил аккурат своим лицом… После оглушительного крика человека, лишившегося губ, нескольких зубов и носа, я остался один на один с незадачливым фехтовальщиком.
Ну, один на один — это если не считать рыжего, барахтающегося поблизости на земле. Паренек смотрел на меня с испугом. Смотрел недолго, потому что все-таки решил попытать удачу и кинулся на меня, замахнувшись окровавленной битой. Против подобных атак в Технике есть очень эффективный прием — практически в последний момент отныриваешь чуть в сторону от движения противника, уходя от атаки, и вырубаешь его ударом в затылок. Секунда-две, и четвертый из нападавших оказался в одной плоскости со своими товарищами.
Развернувшись, я направился в сторону Саши. Он попытался встать на ноги, но не успел, потому что получил ощутимый удар ногой в печень. хрупкое тельце слегка взметнулось в воздух, раскинув в стороны руки… Из левой вылетел какой-то предмет, сверкнувший в свете уличного фонаря серебряной молнией. Рыжий скорчился на земле, хрипя и всхлипывая.
«Лежачих не бьют. Лежачих добивают». Пронеслось в голове жестокое правило войн древности…
Удар пяткой в подбородок разорвал на некоторое время связь сознания Александра Сергеевича с реальностью. И вокруг стало как-то тихо, даже перестал выть парень, получивший битой по зубам: видимо, потерял сознание от боли.
Как ни странно, никаких прохожих, никто не вышел из ближайших домов. А ведь вопли боли были не слабые. Дождешься вот так помощи — тебя будут убивать средь бела дня посреди улицы, а мимо идущие люди даже не попробуют чем-то тебе помочь. А всему виной этот дурацкий жизненный принцип «моя хата с краю, ничего не знаю». Хотя бывают и исключения, которые все еще помнят такие понятия, как честь и справедливость.
Тяжело вздохнув, я уже собрался уходить, забив в итоге на магазинные вкусности, но вспомнил про серебристый росчерк в воздухе.
Подошел к тому месту, куда упала вещица, присел. На краю дороги, тускло поблескивая, лежала фигурка из серебристого материала, изображающая какое-то животное. Приглядевшись, я понял, что изображает она Волка. Взяв ее в руку, я ощутил легкое покалывание в пальцах, наподобие того, которое обеспечивают ногам носки из собачьей шерсти. В следующий миг через все тело, начиная от этих самых пальцев, прошла волна тепла, сменившаяся прохладой. После этого иглоукалывание и температурные аномалии исчезли.
— Интересно…
Сунув в карман необычную вещицу, я достал телефон, посмотрел время.
— Мда, поздновато уже.
Подключил наушники-вкладыши, запустил во встроенном медиаплеере любимый плейлист и направился домой, нечленораздельно подпевая французскому реп-исполнителю.
Эпилог. Случайности не случайны
— Пошел ты!
Да уж, наверно никогда не привыкну к такому способу перехода проезжей части — переть как танк, в надежде, что мало-мальски далекое авто притормозит, а попутчики с соседних полос последуют его примеру. Слава Богу, что и в этот раз обошлось. Хотя пролетевшая в опасной близости маршрутка с высунувшейся из окна физиономией явно не коренного жителя города, кричащего вслед, взбодрила меня не на шутку.
— Когда-нибудь меня зацепят. Необходимо вынести как-нибудь на обсуждение вопрос о добавлении парочки светофоров на проспекте сороколетия Победы, может шеф и поможет, все-таки связи имеются.
И надо уже отучиваться от привычки вести диалоги с самим собой вслух, а то прохожие, бывает, даже оборачиваются.
Видимо, у деда душа лежит к этому району, да и живет он здесь очень давно — отец уже года два как предлагает ему переехать в новую, обустроенную квартиру в центре, а он ни в какую не хочет бросать свой «1-й переулок». Ладно б просто жил тут, так еще и, несмотря на материальную помощь от состоятельного сына-бизнесмена, дворником подрабатывает. Говорит все время «движение — жизнь». А ведь дед прав — двигаясь и работая, человек не позволяет организму «застаиваться», да и ненужные мысли реже посещают, тем более в его то возрасте. Хорошо хоть на этой неделе получилось выбраться с работы и проведать праотца, а то не виделся с ним около трех месяцев.
— Максимка! Ты ли это? Как же я рад тебя видеть!
Максимка… Дед, ты все тот же… Я наверно тоже буду все время считать своих потомков маленькими детьми, если конечно доживу до того дня, когда у меня появятся потомки…
— Деда! Я тоже счастлив видеть тебя в добром здравии!
Я зашел в его до-боле знакомый «советский» дом. Причем советским он был не только благодаря своему возрасту— все в нем, начиная от занавесок на межкомнатных дверных проемах и заканчивая смесителем в ванной комнате, напоминало о прошедшей эпохе нашей необъятной Родины. Но некоторые вещи все-таки служили напоминанием о том, что за окном, как-никак, двадцать первый век. С большим трудом мне и отцу удалось уговорить нашего Андрея Ивановича Рьянова впустить в этот храм страны советов такие блага прогресса, как большой плазменный телевизор, мобильный телефон, современная стиральная машина и кое-какие мелочи вроде прибора для измерения давления. Все-таки прожитые восемьдесят четыре года жизни иногда напоминали о том, что большая часть здоровья осталась в молодости. Хотя дед был довольно бодрым старичком, по крайней мере с метлой управлялся резво, довелось увидеть. А вот такие вещи, как микроволновка, электрический чайник и тем более трехтемпературный кулер, душевая кабинка и прочее, остались за порогом под жестоким табу добавления в быт.
В спокойной родимой и радушной беседе прошло порядка двух с половиной часов. Дед отправился за очередной порцией кипятка и заварки на кухню, а я встал и подошел к комоду, на котором размещалась памятная трофейно-сувенирная «ложа». Пули и гильзы разных калибров, потемневшие от времени, искореженные ременные бляхи, открытки военного и послевоенного периодов, монокль, курительная трубка, нашлось место даже оловянной фигурке воина на коне. Все это важно для старика, все это знакомо мне, некоторые вещи с самого малого детства, некоторые — с более позднего периода жизни, так как кое какие вещицы появились тут путем бартерно-покупательных операций… Стоп. Что-то не так, не привычно. Что-то бросилось в глаза и тут же ушло в тень приятных детских воспоминаний и слышанных давным-давно историй. Еще разок осмотреть все, но на этот раз внимательно. Карта неопределенной местности, две металлические фигурки солдат, печать, забор из гильз и патронов… Вот оно! С правого края ровного строя малокалиберных снарядов была пристроена еще одна пуля, не вписывающаяся в общую картину. Благодаря
