риск выпустить из бутылки Анти-Мишу. Как на Савушкина, у магазина. С известными последствиями.
В итоге, он всё же решил звонить. Ввёл номер кафедры в телефон и сел шлифовать легенду. На следующее утро поехал на Народную — отвезти родителям часть цветов и сиреневую тумбочку, которая нравилась маме. По дороге оттачивал реплики. Каждый вариант обкатывал вслух, с разной интонацией. Когда остановился во дворе родительской хрущёвки, легенда уже казалась правдоподобной. Он отстегнулся и достал телефон. Чтобы не сбиться, держал перед глазами листок с ключевыми деталями.
— Бельский Эдуард Борисович внимательно слушает вас, — сказали ему после первого же гудка.
три
— Аааэ… Здравствуйте, — сообразил Миша. — Очень рад, что вас застал, Эдуард Борисович! Мне посоветовали обратиться к вам за консультацией. Я в настоящее время работаю над статьёй…
— Простите. С кем всё-таки имею честь?
У Бельского был высокий голос управдома из советского кино. Миша покраснел.
— Ой, извините. Конечно… Меня зовут Михаил Ветренко. Я аспирант Лундского университета в настоящее время. Я в настоящее время… — Миша запнулся и перечитал бумажку. — Я работаю над статьёй о феноменологии болевых ощущений. Конкретно, я рассматриваю различные виды зубной боли как квалитативные состояния. На основе данных клинических наблюдений. Меня, прежде всего, интересует потенциальное значение этих данных для решения трудной проблемы сознания.
На этом месте Бельский должен был как-то отреагировать. Например: «Любопытно, в высшей степени любопытно». Или: «Не пудрите мне мозги, самозванец». В общем, сценарий раздваивался.
— Лундский университет? — переспросил Бельский риторически. — Экими вы там нынче вопросами занимаетесь. А кто у вас в Лунде руководитель? Не Линдстрём, случайно?
Миша закашлялся, чтобы выиграть пару секунд.
— Нет, — решил он. — Анна Стольпе у меня руководитель.
Так звали шведку, которая проводила собеседование и сказала про астероид.
— Столлль-пе… — задумался Бельский. — Нет, не помню никакой Стольпе. Молодая какая-нибудь?
— Эээ…
Миша не мог с ходу определить возраст Анны Стольпе. Той, на собеседовании, было под пятьдесят. А этой, виртуальной, в Лунде — ей тоже пятьдесят? Или омолодить, раз подсказывают?
— Ну, Стольпе так Стольпе, — не дождался Бельский. — И зачем же вы мне звоните? Да ещё из Лундского университета?
— Я в Петербурге в настоящее время, — убеждённо сказал Миша. — Навещаю родных.
Эта реплика входила в базовый сценарий. За ней, правда, сразу шла другая, лакмусовая. Чреватая немедленным успехом.
— Мне Вера Кукушкина посоветовала к вам обратиться за консультацией, — произнёс Миша.
Бельский просто обязан был отреагировать, как следует. «Ах, так это Верочка вас надоумила». Или: «Не может быть! А где вы Веру видели?» Или так (после вздоха): «Бедная, бедная Верочка! А когда вы с ней последний раз виделись?» А может и вовсе: «Кукушкина? Не знаю никакой Кукушкиной», — и короткие гудки. Много было разных сценариев.
Вместо сценариев Бельский хохотнул и позвал кого-то на кафедре: «Вы слышите, Марина? Тут коллега из Швеции говорит, что его лично Вера Кукушкина направила ко мне. Да — вполне себе человеческим голосом говорит. Полагаете, расплата? Увы мне, боже Саваофе. Чудны выходки твоя».
— Коллега, — он снова заговорил в трубку. — Повторите, пожалуйста, имя, которые вы сейчас назвали.
— Вера Ку… — Миша поперхнулся от нервного напряжения. — Извините. Вера. Кукушкина.
— Вера… — повторил Бельский с упоением. — Кукушкина… Скажите, коллега, а Петя Зябликов не посылал вас ко мне за консультацией? Когда тебя посылает Петя Зябликов — это хорошо или плохо для философской репутации?
— Нет, — Миша заметил, что отдавил себе ухо телефоном. Отодвинул руку на несколько миллиметров. — Я с ним не знаком.
«Не умножай враньё без необходимости». Так говорила Вера. Называла это «лезвием Оккама в точной формулировке».
— Странно, — огорчился Бельский. — Очень странно, что Вера вас не представила. Не ожидал от неё. Так о чём, вы говорите, работа ваша? О зубах?
— О зуб… Извините. О зубной боли. В рамках эээ — в рамках — в контексте трудной проблемы сознания.
— Так-так. И, стало быть, Вера Кукушкина — я уточняю просто — Вера Кукушкина при личной встрече убедила вас, что я светило в этой области?
«При личной встрече». Ловушка? Издевается? А про «светило»? Тоже ловушка? Может, Вера с Бельским теперь по разные стороны баррикад. Может, Вера теперь считает Бельского пустым местом. Тогда вся хитрожопая легенда на листочке вымучена из ложной посылки. Он сидит в бездонной луже с начала разговора. Рыпаться поздно.
— Нет, мы с Верой переписывались, — употребил Миша прошедшее время. — По электронной почте.
— По электронной почте, — повторил Бельский с пониманием. — Вот как бывает.
Он замолчал.
Миша выдернул одну из неиспользованных реплик:
— Эдуард Борисович, я был бы очень признателен, если бы…
— Что я вам скажу, коллега, — перебил Бельский. — Вы когда к себе в Лунд возвращаетесь?
— Через две недели.
Говорить полуправду было легко и приятно.
— Ого-го! Две недели. Кто бы нам давал такие отпуска в разгар учебного года, — Бельский мечтательно причмокнул. — Коль у вас такое море времени, заходите-ка вы ко мне в гости. Потолкуем и про зубы, и про сознание. Работу вашу обсудим… Раз уж сама Вера Кукушкина меня отрекомендовала. Адрес мой она вам не сказала?
— Нет. Не сказала.
Говорить чистую правду было редкостным удовольствием.
— Тогда записывайте. Есть на чём?
Миша сказал, что есть, но записывать не стал. Запомнил. Улица Тамбовская, четвёртый дом от Обводного, вход со двора налево, последний этаж. Бельский предложил несколько вечеров на выбор. Двенадцатого, тринадцатого, семнадцатого, девятнадцатого. Пошелестев бумажками, накинул одну субботу, «с девяти утра до сиесты». Выбор дался легко: предложенная суббота попала на двадцать второе. В Швецию они уезжали двадцать третьего.
— Суббота — оптимальный вариант, — сказал Миша.
Решить, правда это или нет, было нелегко. Так или иначе, он тут же приврал для верности, что в среду отбывает в Москву на несколько дней. Если б не Москва, зашёл бы при первой возможности. Ещё раз огромное спасибо за приглашение, Эдуард Борисович. Заранее огромное спасибо за ваше время.
— На здоровье, — сказал Бельский. — Вере Кукушкиной привет передавайте.
— Обязательно, — пообещал Мишин автоответчик. — До свиданья, Эдуард Борисович.
— Обязательно, — повторил Миша, когда Бельский положил трубку.
Он убрал телефон в карман и вылез из машины. Вытащил из багажника сиреневую тумбочку. Поволок на пятый этаж. Из тумбочки без конца выпадали ящики. Он ставил её на узкие ступени, в полировке которых участвовал тридцать четыре года, и подпирал бедром, чтобы нагнуться за ящиком и запихнуть обратно.
На площадке у квартиры Мишу встретил отец в шерстяной кофте. Мать выглядывала из прихожей,
