Йенса вдруг как подменили. Словно он больше не в силах был проявлять понимание. Словно у него не было на нее времени.
— Итак, тебе угрожает полиция, тебя прослушивают, ты завела роман с преступником и доносишь на него, потому что твой сын на крючке у полиции?
София запротестовала:
— Нет, вовсе нет.
Он бросил на нее усталый взгляд.
— Я не заводила с ним никакого романа, и я не уверена, что он преступник… и я пока на него не доносила.
— У тебя есть другие друзья, которых увозят субботними вечерами в лес на казнь?
— Перестань.
— Нет уж, София, сама перестань. Как ты думаешь, как все это называется? Невозможно создавать собственную реальность по своему вкусу. То, что с тобой происходит, не укладывается в привычные рамки. И ты доносила на Гектора, хотя ты сама так не считаешь. В тот момент, когда полиция начала задавать тебе вопросы, ты стала доносчицей. Что ты при этом говорила, а что нет — уверяю тебя, этот вопрос совершенно не будет волновать Гектора и его приспешников, когда они об этом узнают.
Йенс намеревался продолжать, но сдержался.
— Почему полиция так поступила? — спросил он.
— Не знаю…
— А что ты думаешь?
— Они пытаются меня контролировать — заставить меня делать то, что я не хочу… даже не знаю… — София обернулась к нему. — Я не пытаюсь создать собственную реальность. Просто не хочу никого осуждать заранее. Это как прогулка по минному полю — один неверный шаг и…
Она снова посмотрела на свои руки, стала разглядывать кольца на пальцах. Кольцо с бриллиантом, доставшееся ей от бабушки, обручальное кольцо, которое она так и не собралась снять. Она снова заговорила, тихо и медленно:
— Гектор, полиция… Я поступала так, как мне казалось правильным в тот момент. Мне не к кому было обратиться. Я не понимала, какая роль мне выпала во всем происходящем. Мне оставалось лишь следовать некоему внутреннему голосу, который все это время почти беспрерывно молчал. Бродить в полной тишине — звать на помощь, не получая ответа. Но сейчас речь идет о моем сыне, и все остальное уже не имеет значения.
Снова расслабившись, Йенс заговорил мрачно и хрипло:
— Кто еще из твоего окружения знает обо всем этом?
— Никто.
— Никто?
Она отрицательно покачала головой:
— Никто.
— Неужели ты ни с кем не общаешься? Неужели у тебя нет подруги, чтобы поплакаться ей в жилетку?
— Подруга есть…
— И она ничего обо всем этом не знает?
София снова покачала головой:
— Нет.
Йенс задумался.
— Отлично, — тихо проговорил он и снова поднял на нее глаза. — А почему?
Она посмотрела на него с удивлением.
— Почему ты никому не рассказала? Более чем естественно поделиться таким…
— Именно это я сейчас и делаю.
Звук самолета в небе над домом проник в открытое окно.
— А теперь тебе хотелось бы схватить Альберта в охапку и бежать? — продолжал он.
— Просто не знаю, что делать.
— А если бы ты могла выбирать?
— Я бы предпочла, чтобы все это исчезло.
— Понимаю. А как бы ты поступила, чтобы все это исчезло?
Она лишь пожала плечами, но не произнесла ни звука.
— София!
— Не знаю. Зачем ты задаешь мне эти дурацкие вопросы?
— У тебя есть хоть какая-нибудь идея? Ты ведь что-то думала по этому поводу?
Поначалу она не ответила, однако в глубине души понимала, что дело серьезное.
— Ни к чему толком не могу прийти. Верчу и так и сяк — и всегда кому-то будет плохо. Я не хочу, чтобы кто-то пострадал. Я не сделала ничего плохого и никого не хочу приносить в жертву.
— Однако жертвовать придется, и совершенно ясно кем…
Глаза их встретились.
— Да… конечно.
— Тогда почему ты не пожертвуешь им? Сделай то, что просит полиция. Дай им побольше информации, помоги им засадить его за решетку — и все уйдет в прошлое. Вы с сыном сможете вернуться к привычной жизни.
София взглянула на него с сомнением:
— А ты сам поступил бы так?
— Нет. На этом история не закончилась бы — мне до конца своих дней пришлось бы скрываться, и от полиции, и от людей Гектора. Они не отстали бы от меня.
— Тогда что ж говорить, — равнодушно произнесла она, достала бумажку и протянула ее Йенсу. Он взял записку и прочел: «Будь осторожна».
— Где ты это нашла?
— В своем почтовом ящике.
— Когда?
— Позавчера утром.
— До того, как арестовали Альберта?
Она кивнула. Он разглядывал бумажку, словно силясь увидеть что-то между букв.
— Кто это написал?
— Я не знаю.
Йенс был совершенно сбит с толку. Положив записку на журнальный столик, он наклонился вперед, уперев локти в колени.
— Будь я на твоем месте, я бы собрал максимум информации о самой большой угрозе — таковой на сегодняшний день является полиция. А затем поговорил бы с ними начистоту.
— Каким образом?
Йенс пожал плечами:
— В данном случае хорошо было бы вывести их из равновесия, узнать что-то дополнительно…
— А потом?
Он поднялся с кресла, двинулся в сторону кухни.
— Потом — не знаю…
17
Карлос в новехоньком спортивном костюме сидел за столом и ел суп. Он мог питаться только жидкой пищей. Сидя в кресле и накрыв колени полотенцем, он ел перед телевизором, где шел фильм с участием Теренса Хилла и Бада Спенсера. Бад голыми руками сбивал с ног бандитов под преувеличенные звуковые
