Она кивнула. Он вглядывался в ее лицо, пытаясь прочесть в нем что-то.
— Почему?
— Потому что я так хочу. И я прошу тебя больше сюда не приходить.
Гектор разглядывал ее, наморщив лоб и сжав руки.
— Хорошо, — проговорил он наконец, стараясь делать вид, что ее слова не произвели на него сильного впечатления. Потом поднялся, но вместо того, чтобы уйти, остановился у края стола. — Не знаю, в чем я провинился.
София избегала встречаться с ним глазами.
— Ты ни в чем не провинился. Просто я хочу, чтобы ты ушел.
Судя по всему, он расстроился, но не стал устраивать сцен — позвонил по телефону, сказал пару слов по-испански и вышел из дома. К воротам подъехал на машине Арон.
Она еще долго сидела у стола — время остановилось.
— Мам, ты решила умереть в одиночестве?
Сын с разочарованным видом вернулся в кухню и сел напротив нее. Она не ответила — поднялась и стала убирать со стола.
— Чего ты боишься?
— Я не боюсь, Альберт. Просто это моя жизнь, и я сама решаю, чего я хочу, а чего нет. Ты понял?
Она слышала, как жестко и неискренне звучит ее голос.
— А кто он все-таки?
— Я же тебе говорила.
— А по-настоящему?
И снова София не ответила. Более всего на свете ей хотелось сказать: «Альберт, милый, ради бога, помолчи! Они слышат каждое наше слово!»
Однако вместо этого она лишь молча указала пальцем в сторону гостиной, словно желая выгнать вон непослушного ребенка. Альберт был слишком взрослым для такого наказания — даже не понял, что она имеет в виду. Он молча вздохнул, поднялся и вышел из кухни.
София вылила шампанское в мойку.
Квартира напоминала старый склад — открытая, большая, по-спартански обставленная, с колоннами, поддерживавшими относительно высокий потолок. Харри проживал в мансарде на Кунгсхольмене. В этой старой обшарпанной квартире он обитал с тех пор, как Йенс познакомился с ним, — лет пятнадцать, не меньше. Харри был самоучкой и всю свою жизнь проработал частным детективом. В семидесятые и до середины восьмидесятых он действовал в Лондоне, а затем по каким-то загадочным причинам решил вернуться домой.
Харри только что проснулся и бродил по большому открытому пространству квартиры в войлочных тапочках и клетчатом халате. Его редкие волосы торчали на голове ежиком — их хозяина это нисколько не заботило.
— Кофеварка включена, но придется подождать, потому что я забыл обработать ее средством для снятия накипи.
Голос Харри звучал шершаво и хрипло, словно ему нужно было прокашляться.
Электрическая кофеварка в кухонном уголке тревожно шипела и булькала. В комнате было включено четыре компьютера. Харри перебрался к ним, почесал голову.
— Ну что там у тебя? — Он кашлянул.
Они уселись на стулья перед рабочим столом.
— Удостоверение и телефон.
Харри протянул руку:
— Давай удостоверение.
Йенс положил в ладонь Харри полицейское удостоверение Ларса Винге. Харри долго разглядывал его, поворачивая то так, то эдак. Поднес к свету лампы, стоявшей на полке позади мониторов.
— Настоящее, так что парень и впрямь полицейский. Ты его лицо разглядел?
— Сбоку, но на фотографии он.
Харри зевнул и начал стучать по клавишам, поглядывая на документ.
— Как ты все это добыл? Ты вроде говорил, что просто пофоткаешь.
— Ситуация изменилась.
— Бывает, — пробормотал Харри и продолжал постукивать по клавиатуре, не проявив никакого интереса к теме. Выдвинув ящик, расположенный у его ног, он достал потрепанную записную книжку в кожаном переплете, спустил со лба очки и принялся листать страницы, испещренные заметками мелким почерком. Затем повернулся к Йенсу и кивнул в сторону кофеварки, которая перестала шипеть.
Йенс поднялся и пошел туда.
Тем временем Харри нашел то, что искал, ввел на какой-то странице имя пользователя и пароль и нажал на клавишу «ввод». Затем вписал «Ларс Винге» и его личный регистрационный номер. Началась загрузка страницы, и вскоре на экране появилась фотография из паспорта Ларса. Йенс вернулся с двумя чашками кофе.
— Ларс Кристер Винге, полиция общественного порядка, участок Хюсбю, — проговорил Харри.
Подавшись вперед, Йенс стал читать информацию на мониторе.
— Это что за страница?
— Закрытая полицейская база персонала.
Йенс уселся рядом, Харри читал дальше:
— До недавнего времени работал в полиции общественного порядка в Западном округе Стокгольма. Теперь перешел в криминалку, подчиняется непосредственно Национальному управлению.
— Я мало разбираюсь в полицейских, но разве можно так запросто перепрыгнуть из одного подразделения в другое? — удивился Йенс.
— Понятия не имею, — буркнул Харри. — Полицейские… кому это интересно?
Он отхлебнул глоток кофе, поставил чашку на стол и снова принялся работать пальцами по клавишам.
— Тут придется подождать, — проговорил он.
Йенс остался сидеть рядом с ним. Харри пощелкал клавишами, посмотрел на Йенса, еще пощелкал и снова повернулся к нему:
— Там в углу игрушки, пойди поиграй.
Теперь Йенс понял намек.
У стены стоял сложенный стол для пинг-понга. Йенс развернул его и начал играть сам с собой. Пощелкивание мячика показалось ему приятным звуком, на котором хотелось сосредоточиться, — почти гипнотическое ощущение. Йенс ни о чем не думал, лишь посылал мяч в стену и отбивал его. Он ушел в себя, сосредоточился на одной-единственной задаче — показать этому круглому идиоту, что у того нет никаких шансов. Однако не получилось — Харри окликнул его, внимание Йенса на мгновение рассеялось, и шарик выиграл. Отскочив от стола, он укатился на пол и понесся навстречу непонятной свободе.
Когда Йенс снова уселся на стул рядом с ним, Харри показал ему на мониторе несколько страниц, уменьшенных до небольших размеров.
— Ларс Винге — личность ничем не примечательная, ничего интересного на него нет. Он полицейский, переведен из Западного округа в Национальное управление криминальной полиции. Я посмотрел его карточку и обнаружил недавнее посещение врача. Старые карточки не обновляются, так что посещения врача до девяносто седьмого года не видны. Как бы то ни было, он только что обращался к врачу по поводу болей в спине и расстройства сна. Ему назначены «Собрил» и «Цитодон» — судя по тому, что я здесь вижу.
— Что это такое?
— «Собрил» — успокоительное, к нему возникает привыкание… Он относится к бензодиазепиновым препаратам, на него многие подсаживаются.
— А второе лекарство?
