— Лев Николаевич, бросьте, вы же не пьяный… — заметил Васильев. — Вы сказали очень много справедливого про нашу стройку…
— Что я сказал? — испугался Хрустов. — Я ничего не говорил.
— Говорили. Вы всегда говорите только правду?
— Ничего я не говорил! — Лева озирался по сторонам. Но в нем не мог не победить бойцовский характер. Хрустов вызывающе вскинул бороденку. — Ну и что?! А вам-то какое дело? Тоже, небось, уезжаете? Как эти? — Он кивнул на парней за соседним столиком. — Угадал?
Альберт Алексеевич покачал головой.
— Послушайте… — Он понизил голос. — А что бы вы сделали, если бы к вам в эти трудные дни обратился за помощью… сам начальник стройки Васильев?
О, самонадеянный, наивный, хвастливый Хрустов! Даже и теперь он не узнал Васильева! Единственный случай в жизни, за который ему мучительно стыдно. Нет, есть еще два-три случая, но этот — несомненно останется занозой в душе.
— Васильев?! Ха-ха-а! Обратится! — язвительно ожил Хрустов. — Он — железный монстр. На фиг ему Хрустов, сварщик и трепло.
— А вот представьте, — сосед по столу значительно помолчал и вытащил удостоверение. — Посмотрите. Васильев.
Хрустов, выпятив нижнюю губу, небрежно глянул на красные «корочки».
— Знаем мы, как эти ксивы делаются! Вы художник?
— Вот так вам и бичи не поверили… — хмурясь, пробормотал Васильев, жалея, что вызвался на откровенность. Оглянулся — официантка как сквозь землю провалилась. — Увы, все мы любим шутить. Юмор удлиняет жизнь. Хи-хи.
Хрустов снисходительно кивнул, подозревая в нем авантюриста, и обернулся к соседнему столику, где парень в полушубке и подросток в красной тесной курточке сумрачно пили вино.
— Уматываете? — с презрением спросил Хрустов. — Как крысы с корабля?
Парень деревенского вида, скуластый, как бурят, одна бровь выше другой, медленно кивнул.
— Брось, Бойцов, выпьем, — отозвался его спутник.
— Эх, Бойцов, Бойцов, — начал снова наглеть Хрустов, щурясь и раскачиваясь на стуле. — Тоже мне — Бойцов! Заработки упали? Бросаешь нашу ударно-комсомольскую?! Да-а, деньги уже не те, что были вначале… как шарфами заматывались! Небось, на новую стройку? Где еще меньше людей, и никто пока ни за что не отвечает, и идет золотой дождь? Нуте-с? Понимаю.
Бойцов тяжело вздохнул, опустил голову, почесал затылок. Парень в куртке толкнул его в бок: не обращай внимания. Но Бойцов, видимо, страдал.
— Верно он говорит… Только я не из-за денег. Он давеча хорошо про этих… мещан.
— Здесь бессеребреники! — ожесточенно вскинулся Хрустов. — Я в первой бригаде работаю, слыхал? Мы включили в свою бригаду Саньку Матросова, который дзот своей грудью… За Саньку — лишний час каждую неделю. Что час перед вечностью?! Конечно… — Хрустов, как бы отягощенный государственными заботами, нахмурился, покивал, выдержал длинную паузу. — Есть трудности, есть… В общаге не всегда горячая вода… но когда-нибудь! — вдруг истерично закричал он, вставая. — Когда-нибудь! Мы вспомним эти годы! Как самые счастливые! Наши палатки! Наши костры! Уезжайте! Со свистом!
Бойцов, оправдываясь, пробормотал:
— Мне там квартиру обещают… я маму привезу.
— И хорошо! — мгновенно подладился Хрустов. «Чего я кричу на него? — подумал он. — Еще даст по морде? Мое-то какое дело?» — Может, и хватит, дешевой романтики, — продолжал Хрустов. — Хватит бараков. На дворе — последняя треть столетья. Только грустно мне… грустно… Что Гегель-то говорил? Эх, вы-ы, говорил Гегель. Шучу. Мы — последнее поколение романтиков, белые могикане.
— Точно! — вяло восхитился Бойцов. — Здорово это ты.
— Спонтанные наши дружеские излияния — как громоотвод для очистки совести, векторы наших устремлений неопределенны, как ножки у таракана, во все стороны. Равнодействующая равна нулю.
— Во дает! — Бойцов посмотрел на своего приятеля. — А, Вовка?
Вовка пренебрежительно засмеялся.
— Трепач! Ты ему, Леша, фокус покажи, он такого сроду не видел.
Бойцов простодушно согласился. Хрустов, скучающе потягиваясь, смотрел. Наконец, появилась и официантка, высокая, прыщеватая с крашеными губами девица, она тоже уставилась на Бойцова. Бойцов продемонстрировал всем свой указательный палец, затем с таинственным видом накрыл его носовым платком… что-то пробормотал, и сдернул платок. Теперь под ним оказалось два пальца — указательный и большой. Бойцов сам первый засмеялся, официантка, презрительно фыркнув, ушла.
— Ничего, — буркнул Хрустов свысока. — Ждешь чуда — а там всего лишь еще один палец. Обманутое ожидание. Черный юмор…
Неожиданно забормотало вокзальное радио: «На второй путь прибывает поезд Саракан-Матанинск». Бойцов вскочил, парень в красной курточке подхватил чемоданы, они заозирались в поисках официантки. Хрустов уныло спросил:
— И ты брит? Это один зэк другому. Далёко?
— На восток, — ответил Бойцов. — Где же она?
— На восток… на восток… — зашептал Хрустов. — Поезд идет на восток… был такой фильм. — И снова сладкая надежда охватила его. — Красногорск будешь проезжать?
— Ну, буду. Где же она? Мне ж идти.
— Лёша! Лёш!.. — Хрустов выбежал к нему из-за стола, схватил за локоть. — Алексей! Алекс! Выполни просьбу! Хотя… конечно… надо потерять на это минут пять… разве в наше время кто-нибудь сделает что-нибудь для другого?
Парень в курточке толкал Бойцова к выходу.
— Да расплачусь я, иди! Товарищ, нам некогда!
Бойцов растерянно скривился.
— У меня времени не будет. Я сразу до Иркутска.
— Но ты же можешь пересадку сделать в Красногорске?! Там все поезда идут на Байкал! Ну, пожалуйста.
— Не знаю я… — Бойцов переминался с ноги на ногу. — Не смогу я.
Хрустов, не слушая его возражения, быстро заговорил:
— Запомни, там рядом с вокзалом библиотека есть железнодорожная… такая коричневая. Там Таня, Танечка Телегина работает. Во дворе и живет. Скажи ей, Леша, что Лев Хрустов помнит ее… любит…
Хрустов с ней два раза на танцах встречался и провожал домой, когда служил в армии, не могла же забыть она Хрустова! Бойцов уже уходил. Левка бежал за ним, отталкивая парня в красной куртке и пытаясь забрать у него калугинский чемодан.
— …скажи, что помню, забыть не могу, отравлюсь, если не приедет… тяжело мне без нее, я теперь Герой Соцтруда… но что мне в этом звании?! Понял? Скажешь? Танька Телегина… Запомнишь?
Тяжело молчавший до сей поры Васильев попросил:
— Парень! А мне — если есть подруга или сестра у этой Тани… Пусть с собой забирает. Скажи, начальник стройки просит… с орденом…
Хрустов бешено покосился — тоже, нашелся остряк-самоучка. Бойцов вздохнул, руками развел.
— Не смогу я… Мне ж в Иркутск. Не успею.
— Ну и иди! — не выдержал Хрустов. — Сволочь! Жри! Спи! Окисляй продукты!..
Он стоял, как столб, на пути у толпы. К поезду торопились с чемоданами, рюкзаками, гитарами, детскими конями, трещотками. Хрустов поймал за плечо незнакомого паренька с оленьими рогами, обмотанными марлей.
— А ты куда? Уезжаешь? В Белоярах будете? А, на Запад? В Новосибирске будете? («Кто же там у меня?..») На главпочтамте — Лена сидит, Леночка Кругликова, на букве «X». Скажите ей, Левка Хрустов умирает без нее… она Паустовского читала, она поверит…
— А мне подругу, — снова ввязался Васильев, улыбаясь и рассчитываясь с официанткой. — Я еще не старый. И всех ее знакомых — мне люди нужны.
