Собака
Вчера он здорово прокололся.
Собрался с духом. Решил — всё! Приехал к ней и остался. А в три часа ночи поднялся, пока она спала, сел в машину и вернулся домой. Машину бросил за несколько кварталов в каком-то дворе. Сказал, сломалась. Мол, пока эвакуатор дождался, туда-сюда… Жена сделала вид, что поверила. Но утром не проронила ни слова. Он отвёз дочь в школу на такси и отправился в офис. Корпоратив в этом году было решено не проводить. Так что просто короткий день. По паре бокалов шампанского с ребятами. Покурили. И разошлись.
От неё ни звонка. От жены, понятное дело, тоже.
Он не торопясь пошёл к метро окольной дорогой. Надо бы позвонить. Но на улице шум, грязь, как в привокзальном сортире. Морозит. Неуютно. Надо приземлиться где-нибудь. Чтобы всё чин чинарём. А что сказать?… Сначала обосноваться в тепле. Кофе чашку. Да и поесть не мешало бы. Шампанское и мороз разбередили аппетит.
В первой попавшейся кофейне были свободные столики у окна. Он занял один. Достал из кармана телефон и положил перед собой. Закурил. Делая вид, что мучается над меню, он потихоньку прокручивал в голове, что скажет ей. Почему уехал? Почему не разбудил? Да мало ли… Дочь заболела. Собака умерла… Нет. Это, пожалуй, слишком. Что ещё? Может, мистическое что-нибудь? Мама во сне явилась и сказала: «Вставай и езжай!» Куда? А куда, не сказала. Потом неловко было, типа, что уехал. И не стал возвращаться… Бред! Так она и поверила! А может, вспомнил, что шефу отчёт итоговый не доделал? Ну конечно, то не помнил, не помнил, а тут вдруг в три часа ночи прям прошибло! Нет. Не пойдёт…
Принесли кофе. Он заказал пятьдесят «Джеймсона» и попросил не забирать меню. Начнёшь есть — потом уже не до мыслей. Разморит. Захочется побыстрее добраться до дома. Всё по накатанной.
Чтобы немного отвлечься, он стал разглядывать улицу за окном. Там всё было отвратительно и празднично. У балюстрады подземного перехода четверо невзрачных парней уламывали двоих таких же невзрачных, но ярко разодетых девчушек. И те и те — явно приезжие. Здесь так не одеваются. Тоже безвкусно в большинстве, но не так. Побогаче, что ли. Все пили пиво. Его аж передёрнуло от одной мысли о том, как можно заглатывать ледяную горьковатую жидкость, стоя на морозе среди окурков и слякоти. Он отвёл взгляд. Глотнул из стакана, ополовинив дозу, и снова закурил. Какая-то женщина в короткой шубке, ботфортах и с зачёсанными назад и забранными в тугой хвост волосами ходила туда-сюда под фонарём и разговаривала по телефону, яростно жестикулируя и строя порой такие гримасы, что можно было подумать — она делает мимическую гимнастику. Было заметно, что она то злится, то настаивает на чём-то. И вдруг резко, убрав телефон, она замерла. И простояла, наверное, не меньше минуты, застыв в отрешённой работе мысли. Потом дёрнулась, поднесла телефон к уху — и сцена продолжилась.
Он опорожнил стакан до дна и запил остатками кофе. Подошла официантка. Заменила пепельницу и забрала пустую посуду. Он заказал ещё пятьдесят.
Через дорогу, напротив двери в супермаркет, сидела собака. Что-то сильно человеческое было в её позе. Она сидела, привалившись спиной к фонарному столбу и понурив голову. Не рассматривая что-то и не вынюхивая. А именно — понурив. Просто сидела. Лишь изредка поводя носом, если кто-нибудь из покупателей проходил достаточно близко от неё. Он долго следил за ней, пока маленькими глотками цедил второй стакан. И вычислил, что не все сумки вызывают у пса интерес. Наверное, только те, что из мясного отдела. С копчёностями какими-нибудь или колбасой. Ему стало смешно. Потом он подумал, что пёс просто ждёт хозяина. Наверное, так. Ошейника отсюда не увидишь. Может, он вообще к столбу привязан?… Ещё немного понаблюдав за собакой, он глянул на часы. Полчаса уже здесь. Надо позвонить. Он заказал ещё кофе и попытался сосредоточиться на том, что скажет… Просто правду? Что не готов? Душа заныла? Ребёнок и всё такое?… Тогда зачем вчера говорил, что всё решил и готов?… Так и не придумав, что сказать, он набрал её номер. Само как-нибудь разрулится, в первый раз, что ли!
«Абонент вне зоны действия сети».
Она на даче. Вряд ли куда-нибудь собралась. Значит, телефон выключила. Злится. Ну, теперь можно спокойно поесть. Мысли о еде вернули в русло. Он заказал пару жульенов, лазанью и какой-то мясной салат. И чай. И ещё пятьдесят. Перезвонить можно и попозже.
Лазанья была явно лишней. Он еле осилил половину. Оставался чай. И виски на глоток. Уходить не хотелось. Да и перезвонить надо ещё раз. Он налил себе чая, закурил и снова принялся разглядывать улицу. Нервная дама с телефоном исчезла. На её месте теперь перетаптывался с ноги на ногу образцово одетый мужчина средних лет. Наверное, ждал жену из магазина. И точно. Через пару минут к нему выкатился колобок, обвешанный кульками. У мужчины на мгновение проскочило на лице, мол, ты же говорила, что только соль забыла купить… У балюстрады перехода вместо озабоченных переростков цедили пиво трое хмырей. Все в вязаных шапках и шарфах. Как на подбор. И только пёс под столбом через дорогу напротив всё ещё сидел, понурив голову.
Он глянул на часы. Или собачий хозяин скупает там полмагазина, или всё-таки псина сама по себе. На секунду представив, каково это — сидеть на мёрзлом слякотном асфальте и сходить с ума с голодухи от запахов, — он поёжился. И подумал, что надо бы попросить официантку, чтобы завернула остатки лазаньи. Можно будет угостить пса. Праздник же. И всё равно на ту сторону переходить, к метро. А может?… Да так и так к метро.
Допив чай, что оставался в чашке, он подлил из чайника ещё и взял телефон. Пошли гудки. Он ждал, наверное, с минуту. Она так и не подняла трубку. Чёрт! Подумав, он решил, что, поступи с ним кто-то так же, он бы убил, честное слово! Не то что там трубку не взять. Да к чёрту всё! Надо ехать к ней. Они будут одни. Он ничего не будет объяснять. Просто попросит прощения и скажет, что дурак. И подарок есть. Он его уже целый месяц с собой таскает. Такой милый золотой кулончик.
Он крикнул официантке, чтобы принесла счёт. Рассчитался и выскочил на улицу. Взгляд снова упал на понурившего голову пса под столбом. Вот дьявол, забыл попросить завернуть остатки лазаньи! Ну ничего, в другой раз. Он сделал было несколько шагов в сторону собаки, чтобы сказать ей об этом, но решил, что это глупо. И спустился в метро.
Через час, уже подходя к машине, он вдруг сообразил, что после всего выпитого за руль садиться не следовало бы. Нет, он не был пьян. Но если продуют… Дороговато нынче из-под блюстителей уезжать. Что же делать теперь? Рискнуть? Гайцы тоже люди. Хотя кто их знает?… У них в предпраздничный вечер самые заработки. Он глянул на часы. Добраться до метро, доехать до вокзала… Что там с электричками? Пусть даже повезёт — и будет сразу. Со станции до дачного посёлка на такси. Втридорога. Да ладно. Всем надо как-то жить. Всё равно на круг часа четыре с половиной выйдет. В лучшем случае. А сейчас уже десять. А до дома всего несколько минут ходу. Лучше завтра. Всё одно уже. Что так оправдываться, что эдак — ребёнок, подарки… О чём он думал? И пса того лазаньей не угостил… Он поёжился. Обычный промозглый ветер здесь, во дворах многоэтажек, превращался в отвратительный сквозняк.
Дойдя до подъезда, он долго стоял, прикуривая одну от другой и пытаясь настроиться на благодушный лад. Пока совсем не замёрз. Потом по привычке выключил звук в телефоне и поднялся в квартиру.
Продержаться удалось минут сорок.
Жена уже накрыла стол в большой комнате. Он что-то пожевал, выхватив куски с расставленных тарелок. Они выпили по стопке. Он предложил. Та изо всех сил лепила лицо. Но его с самого начала раздражало это молчаливое клеймо у неё на лбу: «всё ради ребёнка». Тихонько достал из шкафа и положил под ёлку подарки. Он лебезил, как мог. Но она опять собралась «гулять на полчасика». «Ребёнку нужно дышать свежим воздухом!» Да какой, к чёрту, свежий воздух?! Мороз, месиво под ногами, ветер. Что это за мания всё время «гулять»? Гулять — это когда в удовольствие. А не прорываться куда-то во тьме, чтобы с одной засранной территории среди домов и торговых центров переместиться на другую — не менее засранную, — среди куцых ёлочек и ржавой ограды замёрзшего пруда. Это называется «гулять в парке».
