всевозможными сумками, несочетающаяся мебель была закидана одеждой, смесь различных парфюмов образовала затхлый запах, из-за которого в комнате стало еще жарче. На другой стороне была еще одна дверь, ведущая в даже более мрачный коридор, который, очевидно, был частью изначальной конструкции отеля.
И в настоящий момент она использовалась в качестве складского помещения, по крайней мере, частично: у грубых стен выстроены банкетные стулья рядами по шесть на восемь футов в высоту, медные ножки и кроваво-красные бархатные сиденья предоставляли подобие укрытия.
– У нас пятнадцать минут, – сказала она, обнимая его за шею.
Эдриан овладел ртом женщины, как собирался взять ее саму, жестко и глубоко, проникая в нее языком, находя ее собственный. В ответ она вцепилась ему в спину, вонзая ногти в косуху, оторвала от пола ногу и закинула ему на бедро. Эдриан грубо задрал ее юбку. На ней были чулки, которые выглядели достаточно прилично в баре, в реальности же она прикрепила их к поясу и носила стринги.
Щеки, которых он касался, были упругими, скулы – высокими, Эдриан развернул женщину, ее волосы описали круг, когда она встала лицом к запотелой кирпичной стене. Опустившись на колени, он укусил ее за попку, вонзая зубы в ее плоть, отодвигая пояс.
Удовлетворяемая нужда в сексе не имела ничего общего с этой женщиной. Она была всего лишь живым, дышащим эквивалентом лестничной беговой дорожки, который поможет снять напряжение, сосудом, в который можно слить излишки своего гнева, расстройства и горя.
И учитывая, с какой легкостью она встретила его, целовала и позволяла иметь себя… у него возникло чувство, что она не в первый раз дает себя так использовать.
Может, она по той же причине использовала его.
Спустив до щиколоток ее пояс и задрав юбку выше своей головы, он опустился на колени, взял ее своим ртом, проникая в нее языком. Она была так хороша на вкус, ее электролизованное лоно – супергладким и ультравлажным на его губах, все ароматно и чисто, словно у нее существовали определенные стандарты.
После того, как она кончила пару раз – он понятия не имел, сколько, потому что на самом деле, ему было все равно – Эдриан поднялся и инициировал смену мест, вставая спиной к стене. Женщина согнула колени и начала расстегивать его молнию своими накрашенными ногтями, намереваясь сделать ему минет, он пресек яркую идею, подняв официантку за бедра и разведя ей ноги.
Он не хотел, чтобы она брала его в рот.
Слишком интимно, как бы странно это ни звучало.
Уже приготовившись войти в нее, он замер.
Джим Херон стоял напротив них, руки ангела скрещены на груди, глаза прищурены, и в них читалось бешенство.
Отличный выбор времени. Просто превосходный.
Но он не собирался останавливаться сейчас. Его яйца напряжены как кулаки, а из кончика члена вот-вот вырвется сперма.
Эд пожал плечами и вошел в женщину. Если Джиму хотелось наблюдать, пожалуйста. Черт, если он захочет присоединиться, Эдриан возражать не станет.
Хотя последнее маловероятно, учитывая выражение его лица, кричавшее «я надеру тебе зад».
Да пофиг.
Закрыв глаза, Эд отдался скользкой компрессии, в которой находил утешение так часто в прошлом.
Боже, он до боли скучал по Эдди.
***
Шестью этажами выше, в своем номере, Матиас без остатка отдался чувствам. Потерял рассудок. Освободился от оков.
Целуя Мэлс, он добрался до пуговиц на ее шелковой блузке и расстегнул их, одну за другой, тонкая ткань открывала еще более нежную кожу… и накрытую хлопком грудь, которая свела его с ума. Боже, всего этого уже слишком много, звук их сливающихся губ, затрудненное дыхание, шорох одежды… вид Мэлс. А также то, как она двигалась рядом с ним, ее тело волнами касалось его, то грудью, то бедрами.
Матиас хотел покрыть поцелуями все ее тело, и это произойдет прямо сейчас… он начнет с ее горла. Прокладывая свой путь по гладкой шее к ее ключице, он поднял руку, положив ее прямо под грудь Мэлс, проведя большим пальцем по краю бюстгальтера.
Он хотел немного ее подразнить… но не вышло.
– О, Боже, да… – произнесла Мэлс, когда он подключил к действию руки.
При звуке ее стонов Матиасу пришлось остановиться и собраться, уткнувшись ей в волосы, пытаясь обрести контроль: нужда поглотить ее была столь сильной, что его немного трясло, ведь он не знал себя достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что не навредит ей.
Однако отступать поздно.
Бюстгальтер был снят в следующее мгновение: расстегнув застежку спереди, Матиас уставился на розовые соски и бледные изгибы.
Он зарычал. По крайней мере, предположил, что этот звук шел от него.
Либо так, либо в номер каким-то образом забралась пума.
Матиас опустил голову и втянул ее сосок в рот, обводя его языком, лаская, облизывая. Он не оставил без внимания второй, просто не мог – его пальцы сжали, а затем ущипнули напряженную вершинку, говоря ей чуть подождать, что скоро он ей займется…
Внезапный укол в шее означал, что Мэлс вонзила в него ногти, и вдруг ее бедра вошли в раж, будто это лоно управляло движениями, а не разум… и оно определяло ее как женщину, хотевшую того, что он мог дать ей.
Или, скорее, хотевшую того, что он дал бы ей, если б мог.
Дерьмо.
Мэлс подталкивала и терлась о его пах, но вопреки жару, разлившемуся в его крови, его тело не могло ответить чисто мужской реакцией. Не было ни твердого возбуждения, чтобы войти в нее, ни эрекции, за которую она могла бы схватиться, ни толстого члена, вокруг которого она могла сомкнуть губы, дабы отплатить за то, что он сделает в ближайшую минуту или две.
Когда сокрушительная горечь нахлынула на него, грозясь резко закончить происходящее, одного лишь стона Мэлс хватило, дабы вернуть Матиаса к действию: ничего из этого не имело значения. Он только хотел, чтобы ей было хорошо, поэтому в критический момент – когда ей захочется полного соития – ему придется проявить изобретательность.
Подняв голову, он всмотрелся в ее раскрасневшееся лицо и дикие глаза. Ее волнистые волосы разметались по подушке, а щеки приобрели цвет костюма Санты.
Боже, она была невероятна.
Не разрывая зрительного контакта, он оторвался от Мэлс, чтобы опуститься меж ее раздвинутых ног. И в течение этой паузы, прежде чем все стало действительно серьезно, Матиас представил себя, каким он был раньше, сильным, властным, тело могло доминировать, как и его воля.
И прямо сейчас он был рад, что остался в майке. И он чувствовал себя… настоящим везунчиком.
У нее было все, у него – ничего. Но она все равно хотела его.
В этот момент он понял, что влюбился в нее.
Перемена в его сердце и душе не имела смысла, и все же эмоциональная логика была такой убедительной, в центре груди разливалась теплота, которой не было там раньше: Матиас знал, хоть и без подробностей, что провел всю жизнь, погрязнув в запутанной жестокости, но вот он здесь, обнажен перед Мэлс, несмотря на одежду, его приняли за внутренний мир, а не за то, как он не выглядел и что не мог сделать.
Откровение изменило его внутри, заставляя действовать медленнее, а не в спешке, в которой он взялся за Мэлс.
