Теперь Матиас двигался сознательно, направляясь к пуговице и молнии на ее брюках, расстегивая их, не торопясь. Распахнув ширинку, он наклонился и поцеловал нижнюю часть ее живота, ниже пупка, но выше ее разумных, невероятно эротичных бикини.
Кому нужны эти вычурные кружева и шелковая дребедень? Его устраивал простой хлопок, пока именно она носила его.
Боже, ему хотелось ласкать ее языком сквозь чертову ткань.
– Я собираюсь раздеть тебя, – сказал он голосом, пропитанным сексом.
С очередным сводящим с ума стоном, Мэлс склонила голову набок и наблюдала, как он снимает то, что накрывало нижнюю часть ее тела, и поднесла руку ко рту.
Матиас вложил пальцы Мэлс меж ее губ.
– Оближи их для меня… о, черт, да…
Мэлс сделала так, как он сказал, ее щеки втянулись, когда она повиновалась, а затем между указательным и средним пальцами показался ее язык, а потом костяшки вновь исчезли из виду.
– Нравится? – спросила она, вынув их.
Ему пришлось закрыть глаза. Либо так, либо полный нокаут… потому что он мог думать только о своем члене в этой влажной, теплой хватке, о ней у своих бедер, ее голове, двигающейся взад-вперед, в то время как этот процесс окутал его.
– Ты прекрасна, – прорычал он, перебросив ее штаны через плечо.
Пора приниматься за дело.
Его губы задержались на верхнем краю ее трусиков, прокладывая дорожку к бедру, за ртом следовали пальцы, касаясь легко, ласково. Добравшись до бока, он снял хлопок с ее тела, стягивая по ее длинным ногам.
Он своим ртом занялся с ней любовью.
Лучший сексуальный опыт в его жизни. Все внимание уделялось ей: тому, что она чувствовала, что ей нравилось, насколько далеко он мог завести ее прежде, чем дать ей кончить… и это было поразительно. У него также не было намерения останавливаться в скором времени. Ладонями Матиас поднял ее бедра и наклонил их, вытянувшись, готовый оставаться в таком положении вечно.
И ведь он все-таки мог войти в нее.
Высунув язык, он ритмично проникал в ее тело, чередуя волны с большими глотками, щекочущими вершину ее лона. Быстрее. Глубже. Сильнее. Он хотел, чтобы она кончала на него снова и снова, продолжала достигать пика на его губах, вырывалась и с огнем в глазах возвращалась на землю до конца их естественной жизни.
– Дай мне, что я хочу, – сказал он. – Дай то, что мне нужно…
Положив пальцы к себе в рот, Матиас облизал их и погрузил в нее, и, боже, это было замечательно. Особенно когда Мэлс достигла оргазма, пульсация сжала что-то, что, казалось, растеклось по нему, будто он кончал вместе с ней.
Когда все закончилось, он остановился, чтобы перевести дыхание, Мэлс лежала на кровати в великолепном забвении, грудь вздымалась, тело совершенно расслаблено, кожа залита краской.
Она оправилась не сразу. Мэлс даже пыталась заговорить пару раз, но не смогла.
Любой парень почувствовал бы себя мужчиной.
– Это было… невероятно.
Мэлс, скорее, промурлыкала эти слова, нежели сказала, и это было просто великолепно.
Матиас улыбнулся, чувствуя себя немного коварным – не в плохом смысле этого слова, а в мужественном – когда желанная тобою женщина лежит в твоей постели, на спине, обнаженной, и ты определенно собираешься уделить ей еще внимания.
– Хочешь, чтобы я продолжил? – загадочно протянул он.
Глава 30
Стоя в подземном коридоре, Джим был готов разнести своего приятеля в пух и прах.
Конечно, для этого ему придется оторвать от ублюдка официантку… и каким бы практичным парнем он ни был, ему не хотелось настолько ввязываться в ситуацию, напоминавшую случай с пищевой пленкой.
Похотливый ублюдок.
В прямом смысле.
И да, этот счастливый перепих привел Джима в еще худшее расположение духа: он вернулся в «Мариот» чтобы устроить Эдриану взбучку за фотографии той проститутки… и вместо того, чтобы найти ангела на работе, стоящего у номера Матиаса? Сукин сын трахал девчонку в том же коридоре, в котором прошлой ночью Девина убила того оперативника.
Словно у Джима и без того было мало проблем.
Те фотографии, те чертовы фотографии…
Эдриан сказал, что был на месте убийства с Мэлс… и теперь женщина показывается с фотографиями убитой женщины, чьи волосы были обесцвечены, а горло перерезано, не говоря о наборе рун, вырезанных на коже живота, которых теперь там… пуф!... не было?
Именно ангел стоит за их исчезновением.
Поэтому настало время разобраться с мистером Ластиком.
Встретив взгляд Эдриана, он будто безмолвно произнес «попробуй только продолжить заниматься сексом», и – надо же – парень именно так и сделал.
Официантка шикарно проводила время… по крайней мере, насколько Джим мог видеть с тыла, ее голова металась, волосы разлетались, руки сжались вокруг шеи Эда. Джим на секунду вспомнил о собственных сексуальных подвигах… но остановился на воспоминаниях совершенно неуместных:
Он с Девиной. Используемый и насилуемый ею и ее приспешниками в ее Колодце Душ.
Он понятия не имел, почему его мозг зацепился за это дерьмо. Оно никак не было связано с сексом, это было сплошной пыткой, просто и ясно, и Бог свидетель, его обучали им.
Но все же, изображения оставались с ним, задерживаясь на заднем плане, словно зловоние.
В этом не было смысла. Ему ломали кости и раньше – умышленно, враги. В прошлом его тоже резали – подвешивали за ноги, избивали как боксерскую грушу… и да, тот раз в Будапеште, когда его запихали в машину, увезли в другую страну и оставили умирать, предварительно поработав на нем молотком-гвоздодером…
Вдруг официантка застонала, как делают женщины, когда не притворяются: это не показной короткий звук, который должен убедить парня, что он секс-бог. Этот был реальным, когда женщина кончает так сильно, что даже не замечает, насколько животные звуки издает.
Она металась, Эдриан держал ее над полом, практически не прилагая усилий – с другой стороны, девчонка почти слилась с ним, была прижата к нему сильнее, чем слой краски – к стене. И, черт, их движения были такими универсальными, он вонзался в нее, наращивая темп, подбрасывая ее, а она принимала его проникновения, вбирала и наслаждалась ими. Наблюдая за происходящим, Джим, возможно, должен был возбудиться. Хотеть присоединиться.
И, по меньшей мере, оставаться взбешенным.
Вместо этого паника гремела на границах его разума, от воспоминаний о том, как его руки связаны, а ноги разведены, над верхней губой заблестел выступивший пот.
Джим отвернулся, но не от злости, из-за которой был готов убить Эдриана, и не потому, что испытывал отвращение к шоу или приступ скромности.
Его замутило.
Он слегка трясущимися руками достал сигареты, а звук оргазма Эдриана заставил его на секунду закрыть глаза.
Естественно, похотливый ублюдок тут же принялся за второй раунд.
И Джим не мог закурить, пока женщина не уйдет.
