Славин посмотрел вдоль набережной, и рукой указал на приближающийся звук полицейской сирены.
— Думаю, что убийство, покушение на убийство, и нападение на сотрудников полиции, позволит вам провести следующие двадцать пять лет в тюрьме. Но это не входит в мои планы, поэтому настоятельно рекомендую вам исчезнуть. Я сам найду вас.
— Что! — взревел Александр, хватая Славина за ворот пиджака.
— Спеши, Венский. Через минуту будет поздно. — произнёс Славин, и лицо его стало настолько бесстрастным и холодным, что Александр инстинктивно отпустил его, словно опасаясь обжечься.
— Кто ты? — словно в беспамятстве повторил вопрос Александр, одновременно отступая к своей машине, — Что тебе нужно от меня?
— Спеши! Для объяснений пока не время.
Глава 30
Все бани схожи. Разница лишь в интерьере, в температуре и во влажности, но суть всех бань одна — очистить тело, а по возможности и душу.
Баня Амалака, удивительно походила на русскую, не только внешне, но и внутренне. Разница заключалась, лишь в отсутствии веников, и не таком как в России сильном жаре.
Процедура очищения, происходила молча, и заняла не более получаса.
Распаренный, и почувствовавший прилив бодрости, Титан хотел выскочить на улицу, после того как окончательно смыл с себя грязь, пыль и пот, после трудного перехода.
Обмотав вокруг бёдер старенькое полотенце, он уже дёрнулся к выходу, но старик остановил его.
— Прояви уважение, солдат. Там женщины.
— Но я же… — Титан указал глазами, на набедренную повязку.
— Вы, Русские, становитесь слишком похожи на европейцев и американцев. В вас всё меньше и меньше уважения к старым традициям — и старик укоризненно покачал головой.
Титан непонимающе дёрнул плечами, но всё же не стал перечить и опустился на широкую лавку в предбаннике. Старик присел рядом.
— Я могу спросить? — украдкой поинтересовался Титан.
Старик кивнул.
— Почему горцы уехали, так просто?
— Потому, что их дела здесь закончились.
— Но я же видел, что они просто мечтали перерезать мне горло.
— Это ваша война и ваше дело.
Титан облокотился спиной на тёплую бревенчатую стену и прикрыл глаза.
— Я несколько лет нахожусь здесь. Я видел как боевики разделывались с мирными, за более мелкое преступление, я знаю, что они делают с теми, кто оказывает помощь солдату — гяуру.
— Разделаться можно лишь с тем, кто не уверен в правильности своих действий. Тот у кого в душе живёт сомнение и страх — будет подвергаться насилию, до тех пор пока не научиться управлять своими слабостями и не уверует в Аллаха. Здесь много истинных мусульман, но так же много тех, кто только показывает, что верит, а на самом деле является мунафиком. У вас таких людей называют лицемерами. Ни один верующий мусульманин, не бросит умирать раненого, ни один мусульманин не предаст, и ни один мусульманин не сделает плохо ближнему.
— Но а помощь тем, кто воюет с твоим народом? Разве это не считается у вас предательством.
Старик усмехнулся, и паутина морщинок в уголках его глаз дрогнула.
— Разве ты пришёл убивать мусульман? Разве ты сам решал кого тебе убивать и за что? Разве ты желаешь зла нашему народу?
Титан оторвал крепкую спину от стены, и удивлённо уставился на старика.
— Ты несчастный, который не ведает, что делает и ради чего. Ты здесь лишь по тому, что тебя сюда прислали, и объяснили, что так буде лучше для твоего народа. В тебе вообще нет веры. А может быть ты не хочешь признать, что она есть в тебе. У нас таких называют — кяфир. Твоя рука не станет стрелять в людей, ты можешь стрелять лишь во врагов, которых для тебя определяют другие. Ты пуст и жалок, и на мой взгляд сильно нуждаешься в помощи.
Старик хрипло захихикал, и Титану стало слишком обидно от таких его слов.
— Я не просил помощи, старик. — огрызнулся он.
— Люди всегда просят не то, что действительно хотят.
— А ты? Ты знаешь чего хотят люди?
Старик вновь засмеялся.
— Я истинно верующий, поэтому я могу знать. — он перестал смеяться и заглянул в глаза Титана, так, что тот почувствовал как по спине пробежал неприятный электрический разряд, а руки невольно упали на лавку и крепко вцепились в грубый край доски, — Ты хочешь защищать, тех кого любишь, но проблема в том, что ты боишься любить. Ты в плену собственного страха, и сам того не осознавая, ненавидишь этот страх. Тебя ждёт долгий и трудный путь, в конце которого ты поймёшь, что защищать вовсе не означает быть на войне, ведь война у каждого происходит лишь в одном месте. Вот здесь…
И старик приложил свою сухую крепкую ладонь к груди Титана.
Титан несколько секунд находился в полном оцепенении. Он подумал, что вероятно то же самое испытывал горец в чёрной папахе, когда старик произносил непонятные слова, похожие на заклинание.
Наконец спокойствие вернулось. Титан вновь овладел своим телом и чувствами.
— Одевайся, солдат. — как ни в чём не бывало, произнёс Амалак, — Нас ждут в доме. Лейха накрыла на стол. Теперь необходимо поесть.
Горный воздух щекотал лёгкие, играя с разумом и чувствами. Тот кто бывал на высоте, знаком с ощущением лёгкой эйфории.
Титан чувствовал себя превосходно. Усталость, нервное напряжение, ноющая рана после нападения ирбиса: всё затихло, и на душе царил покой и умиротворение.
Титан поймал себя на мысли, что присутствие рядом этого тщедушного с виду старца, вселяет твёрдую уверенность в благополучном исходе. Сам не понимая почему, он верил Амалаку, и даже надеялся на него.
Старик восхищал его своим спокойствием, мудростью, размеренностью действий, и невероятной силой, которая очевидно присутствовала в нём.
В дом они вошли молча.
Лейха встретила их на пороге и почтительно склонила голову, но Титан успел заметить, как девушка украдкой взглянула на него.
— Как дела у раненого? — поинтересовался Амалак у Амилии, которая как тень, тихо и неожиданно, появилась из соседней комнаты.
— Он спит. — ответила женщина, — С ним всё будет хорошо, если не беспокоить его несколько дней.
— Вот видишь, солдат. — обратился Амалак к Титану, — С твоим другом всё будет хорошо.
— Спасибо. — искренне поблагодарил он Амилию, — Я ваш должник.
— Мы все в долгу друг перед другом. — ответила женщина.
Титан был удивлён, что вся семья расселась за одним столом, не смотря на то, что местные обычаи не подразумевают присутствие женщин. Но вероятно на этом хуторе царили свои правила и свои законы, в чём он уже имел возможность убедиться.
За ужином все молчали, увлечённо поедая пищу, поданную на стол Лейхой.
