Винсент наблюдал за заходом солнца из окна гостиной. Он положил тяжёлую от трёхдневной бессонницы голову на руки, но взор Избранного оставался ясным. Солнце катилось к холмам Сальтуса, и по мере того, как опускалась тень, три пятна близ дома наливались чернотой… То Низшие стояли на страже.
Низшие не отходили от дома Вако уже третий день. Одних, уставших, сменяли другие, но вампиры всегда оставались не менее чем втроём. Они стояли неподвижно и неподвижно глядели на дом. Они прислушивались к тому, что происходит в доме, а там вот уже сутки не происходило ровным счётом ничего. Слуги разбежались, юный хозяин был один. Любое, самое крохотное движение — и он ощущал на себе нити трёх напряжённых взглядов, ощущал себя марионеткой вампиров, поэтому Винсент перестал двигаться вовсе. Он прекратил бесцельные блуждания по дому, стал также неподвижен, как они. Ещё одна статуя опустевшего и словно сразу же постаревшего дома. И нити взглядов вампиров завязались в один узел — его сердце. Винсент слышал его стук и одновременно с тем ощущал, как это биение отражается в трёх пустых сосудах — телах carere morte.
Один раз, в полдень, он нарушил неподвижность. Ярость, жажда мести кипела в нём с ночи гибели матери и не находила выхода. Три пятна под слепящим высоким солнцем зачернели особенно ярко, и он представил десять теней в ночном саду, тихо, подло пьющих жизнь мамы. Он вскочил и почувствовал, как мысли вампиров заметались в тревоге. Не раздумывая ни секунды, Винсент схватил маленький арбалет, заряжённый серебряной стрелой, и вышел в сад.
Один Низший обнаглел настолько, что подобрался к самому дому. Он, покорно подняв ладони, хотел отступить под сень деревьев. Винсент достал из кармана серебряный кинжал и ударил вампира в правый бок. Как учила его весёлая тётушка, ранение в печень, вместилище крови, может быть очень опасным даже для carere morte. Низший осел на землю. Его молодое лицо было знакомо Избранному, Низший оказался бывшим одноклассником… Второй вампир, стоявший дальше, пытался убежать, но, получив стрелу в голову, упал. Высокая трава поглотила его. Третий, занимавший безопасную позицию за оградой сада, сбежал на другую сторону улицы.
Лицо Винсента, в то время как он совершал два хладнокровных убийства, оставалось отрешённо спокойным. После он возвратился в дом, захлопнув входную дверь так, что в ближайших окнах задребезжали стёкла. Выждав полчаса, третий стражник возвратился в сад и привёл с собой ещё нескольких. Пострадавших вампиров беззвучно унесли куда-то, и у дома вновь осталось трое Низших.
Больше Винсент не выходил к ним. Прогулка по пустому дому стала слишком серьёзным испытанием для его чувств. Каждая мелочь напоминала о маме или воскрешала в памяти беззаботные годы детства — и эта дорожка опять уводила к Агате… Проходя на свой пост у окна гостиной он коснулся, даже не рукой — арбалетом, её красной шали, висевшей на стуле, и до сих пор не пролитые слёзы тут же встали пеленой на глазах.
Более он не покидал своего поста. Он швырнул арбалет и кинжал на подоконник и сел рядом, уронив голову на руки.
Конору не удалось выдать смерть Агаты за естественную. На похоронах шептались, что это месть вампиров за дела Винсента, что сын привёл дружков-carere morte и не сумел их сдержать и даже, что сам он из бессмертных и убил мать, чтобы получить наследство… Так или иначе, виноват был он. Винсент слушал эти сплетни с мрачным удовлетворением. Да, в главном они правы: он убийца и должен получить по заслугам!
…Тогда, три ночи назад, он прибежал слишком поздно. Низшие оставили и дом, и сад, и улица была пуста. Винсент прошёл в дом и нашёл маму наверху лестницы. Она лежала на животе, отвернув от него лицо. Пульс на шее не бился. Винсент поднял её на руки, перенёс на кушетку в холле меж комнатами. Глаза мамы слепо глядели вдаль, на подбородке засохла кровь — она разбила губы при падении.
'Прости, прости меня!' — повторял он, ещё не веря, что мама не слышит.
Кинжал на подоконнике вспыхнул отраженным заходящим солнцем. Алые отблески тускнели, достигая чёрных потёков крови вампира. Винсент взял кинжал и краем рубашки обтёр лезвие. Непривычный к такому оружию, он немедленно порезал палец, и рубашка окрасилась красным. Чертыхнувшись, юноша отложил оружие.
Кинжал этот, изящный, остро наточенный и небольшой — весь умещающийся в ладони, и арбалет с десятком стрел с серебряными наконечниками Винсенту подарил дядя. Теодор Линтер, младший брат его отца, приехал в Карду в день похорон Агаты. Визит наиважнейшего в жизни Избранного гостя был кратким: тем же вечером дядя отбыл обратно в Дону, оставив племянника в полном беспорядке идей и мыслей. Оказалось, дядя служит Ордену с самой юности! Линтер-старший был охотником на вампиров и, более того, главой самого опасного района Доны — Западной Пенны…
Обстоятельства, при которых состоялось знакомство Избранного и охотника были будничными. Винсент по-другому представлял себе этот момент. А вышло просто, можно сказать, скучно. Теодор посоветовал безутешному юноше поспать и в ответ услышал что-то вроде: небо черно от carere morte, вампиры наводнили близлежащую улицу, а трое маячат в саду — как тут уснёшь?!
Дядя не сделал вид, что не расслышал, не переспросил: 'Как ты сказал? Carere…' Наоборот, он быстро, деловито спросил подробные данные и вышел. Вскоре одна чёрная воронка — фигура carere morte исчезла из поля зрения Избранного. Потом вторая… Они исчезли, и перед Бездной словно захлопнулись две двери. В мире стало чуть меньше пустоты.
Теодор возвратился. Он открыто положил перед собой арбалет и кинжал — оружие из экипировки охотников, согласно сказкам. Отодвинув от Винсента очередной, уже пятый по счёту бокал вина, он тихо, серьёзно сказал:
— Расскажи, что тебе известно о них.
— Вы охотник?
Дядя сознался в принадлежности к Ордену, и Избранный поведал печальную историю своего Дара. Винсент начал с ночи, когда в окно его комнаты ворвался огромный вампир. С гордостью он рассказал о том, как в ночь Большой Весенней Охоты впервые вышел в рейд и спас не один десяток человек от клыков вампиров. Запинаясь, он сообщил и о том, как узнал, что Мира — вампир. О своих последних экспериментах юноша упомянул совсем кратко. Уж очень странно глядел на него охотник на всём протяжении рассказа! В этом взгляде было недоверие и ещё что-то, более всего похожее на воспоминание — память древнюю и… позорную. Несмотря на оглушающее опьянение Винсент почувствовал: эта память, эта тайна связана с ним и его Даром, и в приступе осторожности не стал говорить о своей сумасшедшей идее — исцелении для вампиров.
— Не предполагал, что младшая Вако — carere morte. Подозрения у Ордена были, давно, но она столько лет прожила с вами, не страшась солнца… Ладно, оставим пока Миру. Если верно то, что ты сказал, у тебя редкий дар, — задумчиво сказал Теодор по окончании рассказа. — Нет, даже уникальный дар. Опытные охотники умеют отличать carere morte от смертных в толпе людей, но для этого им нужен взгляд вампира. Я не встречал людей, которые могли бы угадывать перемещения вампира, не видя его, в жизни — только в истории. Наверняка тебе известна легенда о Даре…
— Нет, — соврал Винсент. Он знал только вариант вампирши Вако, и ему было очень интересно, как изменится старая сказка в устах врага carere morte.
— Значит, ты ещё услышишь её, и не раз, — усмехнулся дядя. — Ты собираешься в Дону осенью? Я посоветую тебе уехать сейчас, со мной. Тебя необходимо представить главе охотников как можно скорее.
— Главе охотников? Вы хотите, чтобы я вступил в Орден?
— Это будет простой формальностью. Ты уже охотник, и довольно опытный, как я погляжу.
— Я не считаю себя охотником.
— Кто же ты? — Теодор глядел удивлённо. Должно быть, он ожидал слов Винсента о том, что тот всю жизнь мечтал стать служителем Ордена!
Избранный промолчал.
— Выбор, разумеется, за тобой. Но знай: в Карде ты всегда будешь один против многих. Я видел разочарование в твоих глазах во время рассказа: здесь, в цитадели вампиров, все твои усилия напрасны,
