ты не успеваешь спасти всех, спасти даже немногих. В Доне всё по-другому. Сотня отрядов каждую ночь выходит в рейд. Тридцать столичных зданий окружены Покровом. В Доне уничтожают по полсотни вампиров в год. Случаи убийств ими смертных редки, и жертвы среди людей есть лишь потому, что мы не обладаем всепронзающим зрением. Такой зоркий человек, как ты, мог бы сильно помочь Ордену!
Винсент опять промолчал, хотя пауза требовала от него согласия. Вступить в Орден? Наверное, этого от владельца подобного Дара будут ждать все. Но что, если охотники потребуют от Избранного оставить мечты об исцелении для вампиров?
Винсент молчал, и пауза затягивалась совсем уже нелепо…
Только что он видел, как сокращается место Бездны в мире, когда в игру вступает охотник. Прежде в воображении Винсент рисовал служителей Ордена чудовищами, пострашнее carere morte, фанатиками, убивающим без разбору — ведь именно такими, за редчайшим исключением, они представали в вампирских сказках. Но, может быть, таким образом Избранный лишь пытался оправдать своё бездействие и страх запачкать руки в крови, пусть даже грязной крови carere morte? Вот перед ним дядя, которого он помнит с самого раннего детства, со времени, когда ещё толком не помнил себя. Разве он, брат отца, чудовище?
— Я приду в Орден. Осенью, — наконец сообщил Винсент. — Где мне искать охотников?
— Тебе не придётся ходить далеко. Первая Королевская Академия, куда ты хочешь поступить, давний оплот Ордена, — улыбнулся Теодор.
Итак, его грядущая судьба решена. Дона, Орден… Такие же рейды каждую ночь, но уже в компании весёлых безумцев. И будь он навсегда проклят, если он с его Даром не станет их лидером… — всё это были серые и тусклые, словно затянутые паутиной картинки. Сейчас ему было всё равно. Может быть, осенью он встряхнётся и станет прежним — беззаботным и лёгким как ветер, но душным летим вечером слишком черны тени в саду! Нити их взглядов весь мир оплели тускло-серой паутиной… Днём его терзала злость, жажда мести, а сейчас вся боль ушла, как после инъекции морфия. Равнодушный и усталый, Винсент чувствовал странное сродство со стражниками-Низшими. Биение его живого сердца отражалось в глазах лишённых жизни, их частица пустоты находила отклик в смертном. Винсент долго искал и нашёл слово: сопричастие. Теперь Бездне был открыт путь к его сердцу.
Солнце скрылось за домами Вастуса. Летний вечер угасал. Контуры домов, силуэты деревьев Некто очертил густым чёрным. Золотая взвесь в воздухе потускнела и обернулась простой пылью, а на дальней границе сада показался четвёртый Низший. Винсент сначала не придал этому значения. Наверное, вампир пришёл на замену кому-то из трёх тюремщиков. Carere morte прошёл сад насквозь и вышел из-под свода деревьев, и по лёгкой скользящей походке Избранный узнал эту девушку. Линда Флагро…
Линда поднялась на крыльцо и пропала из виду. Легонько скрипнула входная дверь. Винсент схватил кинжал с подоконника, но, раздумав, положил обратно. Потом вообще убрал оружие охотника в бюро, повернулся к двери. Вампирша стояла на пороге комнаты.
Линда была потусторонне бледна. Даже криво сидевшая, впопыхах приколотая шляпка имела крайне взволнованный вид.
— Не гони меня, — попросила она. — Послушай…
— Не могу тебя видеть. Уходи.
— Послушай. Мне очень жаль госпожу Линтер. Я, конечно, не могу представить, каково тебе сейчас, но…
— Тебе жаль?! Ты наверняка была среди Низших, которые убили маму!
— Как ты можешь говорить такое! Я рискнула своей вечностью, чтобы предупредить тебя…
— Слишком поздно!
Оба резко замолчали, первый поединок был окончен. Воспользовавшись паузой, Линда скользнула ближе, прошептала:
— Это было необходимо. Владыка объяснил мне. Этот дом, этот город — они туманят твой разум, удерживают тебя, высасывают твои силы. Дом-вампир и город-вампир! Избранному не место здесь. Сыновний долг более не держит тебя… Тебе пора уехать.
Винсент ничего не сказал, и вампирша, окончательно осмелев, схватила его за руку:
— Тебе пора уехать! Ты обратил внимание на тени, приходящие с запада, из-за гор? Это слуги Дэви! Они ищут тебя! Конор сдерживает их, но всё сложнее становится скрывать тебя от них. Уезжай сегодня, до ночи.
— Что, Конор всё ещё не согласен признать своё поражение?
Линда взглянула на него снизу вверх, прожгла зелёным огнём:
— Какое поражение?
Уверенность Избранного исчезла, словно её и не было, но он, отказавшись признать это, продолжал нападки:
— Значит, не признаёт… Значит, после всего, что он сделал, он ещё надеется получить мой Дар?! Что ж он сбежал от меня, как трус? Я приходил к нему наутро после смерти мамы… Дом Коноров был пуст!
— Ты приходил мстить? Убить? Глупый, какой глупый… Владыка Низших не враг тебе. Ты поймёшь, ты скоро это поймёшь! Поймёшь, когда придёшь в Первую Королевскую. Охотники — враги Избранному, мой владыка — нет.
— Сейчас путь охотников представляется мне более правильным, — взгляд Винсента непроизвольно остановился на бюро, где был спрятан арбалет. — Вы не заслуживаете жизни.
— Ты говоришь не от себя, — Линда грустно покачала головой. — Не от себя…
— Послушай! — Винсент больно схватил вампиршу за руку, потащил в холл к разбитому зеркалу. — Познакомившись с тобой, я подумал: вот Низшая. Её легко будет исцелить. Низшие не вполне carere morte и не погубили свою душу убийствами. Теперь я вижу: вы — зло более страшное, чем Высшие, — говорил он быстро, задыхаясь от злости. — Высшие больны и безумны от своей болезни, Бездна владеет ими. Всё, что они творят, они творят не по своей, а по Её воле. А Вы… Вы утверждаете, что не знаете Бездну, но всё же несёте частицу проклятия — и, значит, вы лжёте. Вы творите зло холодно, рассудочно. Вы сохранили больше связей с дневным миром, но более чужды ему, опасны для него, чем Высшие. Высшие сполна расплачиваются за своё бессмертие, а вы делаете вид, что вовсе не должны ничего и никому за свою вечность! Вы алчны, подлы и злы… на всех: на Высших, за то, что те презирают дневных паразитов, на смертных — за то, что вынуждены пресмыкаться перед ними, выпрашивая капли жизни… Смотри!
Он схватил вампиршу за плечи, поставил перед зеркалом. Линда не сопротивлялась. Вампирша словно была довольна, что Винсент привёл её сюда. С улыбкой она поглядела на своё оплетённое паутиной трещин отражение.
— Низшие не видят чудовища в зеркале, — зазвенел её смех. — Впрочем, многие Высшие также. Чары carere morte действуют и на нас самих, ведь в нас была и остаётся частичка прежнего человека, та самая, которую ты хотел пробудить, когда исцелял меня. Мы все, и смертные, и бессмертные, пребываем в плену собственных иллюзий, — она коснулась ладонью поверхности зеркала. — Это — то самое зеркало Регины Вако?
— Да.
— Тяжело жить в её доме… — заметила Линда. Винсент заглянул в бездонный колодец зеркала и, передёрнувшись, хотел было отвести девушку от него, но теперь не пожелала уходить сама вампирша.
— Смотри, — зашептала она. — Присмотрись! Смертные теряются в этом зеркале, они тонут в его глубине, а ты отражаешься ясно. Видишь? Как ты красив! Словно ты такой же, как и я, carere morte. Все Вако — прирождённые вампиры. Вы красивы, холодны, себялюбивы. Внутри вас дремлет зверь, вы крылаты от рождения. Ваша жестокость — жестокость стихии…
На мгновение шёпот бессмертной заворожил Избранного, и он залюбовался отражением в зеркале. Там стояли двое — юноша и девушка, прекрасные, как статуи древних богов. Тьма окружала их и, казалось, за спинами отражений вырастают крылья. Глаза вампирши в зеркале — изумруды, его — светло-серый халцедон…
Линда перевела глаза в сторону, блеснул яркий, будто фарфоровый белок, и Винсент стряхнул дурман вампирских чар:
— Моя фамилия — Линтер, — достаточно твёрдо сказал он. — Уйдём от зеркала.
Теперь Линда подчинилась. Они отступили в тёмный холл. Он всё не отпускал её руки, но едва ли это
