покатился. Ближе, ближе, вот уже решетками фар коснулся: по «зеркалу» словно рябь пробежала – и «Додж» начал в него погружаться, словно в воду. Я подождал, пока колеса передние полностью уйдут – вроде бы не просели, – и чуть газку прибавил.
Р-раз – и выкатились мы аккурат на лесную полянку. Со стороны то еще, должно быть, зрелище – посреди дремучего леса прямо из воздуха «Додж» выкатывается. От такой картины можно и шариками поехать.
Оглянулся – позади также из ничего кузов выплыл, а потом «зеркало» снова вспыхнуло и исчезло. Словно и не было его никогда. А «Додж»… А что «Додж»? Может, его на парашюте скинули. Или он тут, на этой полянке, от самого сотворения этого мира стоял.
– Ну вот, – говорю. – Коммен ан.
Рыжая сразу из машины выпрыгнула.
– Что с собой, – деловито так спрашивает, – брать?
– Погоди, – говорю. – Давай сначала размен произведем.
Снял кобуру и рыжей протягиваю.
Приехали.
– Вот, – говорю. – Махнем не глядя. Ты мне – винтовку, я тебе – тэтэшник.
– Это еще зачем?
– А затем, милая моя баронессочка, – говорю, – что из нас двоих на назначенное пану Охламону рандеву пойду я один, а ты останешься на этой полянке и, если я до вечера не появлюсь, отправишься обратно в замок…
– Что?!
– …И доложишь, – продолжаю. – Что так, мол, и так, пропал старший сержант Малахов без вести, а скорее всего – пал смертью храбрых. Это уж как повезет. Ферштейн?
– Да я…
– Более того, – уточняю, – слуга мой верный, ты мне сейчас клятву дашь на своем любимом ножике, что именно так и сделаешь, без всякой там личной и никому не нужной инициативы.
– Ты что, не веришь мне?
– Не верю, – киваю. – Именно сейчас и именно тебе – не верю.
– Ну, Малахов… Ну…
А я смотрю на нее и думаю – сейчас или заплачет… Или на кусочки меня резать начнет, мелкие-мелкие. Своим любимым ножиком.
Стою, жду. Пять секунд. Десять. Двадцать.
И она стоит. Молча.
И где-то на тридцатой секунде я настолько храбрости набрался, что решился рот раскрыть.
– He-рядовая Карален, вам приказ ясен?
– Мне, – медленно так выцеживает Кара, – приказ ясен. И приказ, и ты сам… Все мне с тобой ясно.
Интересно что?
Больше она ни слова не сказала. Молча винтовку с плеча стянула, на капот положила, молча обоймы запасные из мешка выгребла. И все время, пока я на дерево лазил – по местности ориентировался – и пока вещмешок напоследок проверял, молчала.
И вот какое странное дело – вроде бы все я правильно сделал. Нет, ну в самом деле – куда ей со мной? Одно дело – курьера из засады завалить, а другое – на вражеское непосредственное командование, считай – к черту в зубы. Опять же – напарники из нас еще те, друг к другу толком не притерлись, так подставиться можно – прожуют и даже звездочку с пилотки не выплюнут.
А все равно, чувство на душе какое-то неловкое, ну… Словно бы подставил я ее как-то… Нехорошо.
Странно даже. Вроде бы она остается, а я ухожу.
И только когда я уже к лесу подходил, в спину, как выстрел:
– Сергей!
Замер, а повернуться не могу. Словно там, за спиной, и в самом деле расстрельный взвод стволами уставился. Даже нет, еще хуже – смерти-то в лицо посмотреть я никогда особо не боялся – не первый год рядом ходим, а тут…
– Если ты, – звонким таким, четким голосом, – посмеешь не вернуться… Я тебя достану, где бы ты ни был! Слышишь, Малахов! Куда бы ты от меня ни спрятался – найду!
Да уж, думаю, спрячешься от такой. Она-то уж точно в любом Мире, на любом свете достанет, даже в аду – и голову даю, если она там появится, черти от нее, как от ладана, шарахнутся – потому как не девчонка, а самый настоящий дьявол в юбке.
Послал же мне, называется, бог… слугу верного. Попытался правую ногу от земли отклеить – получилось.
Левая уже легче пошла. Правой-левой, левой-правой… До первых деревьев дошагал.
Главное, думаю, на бег не сбиться.
Ладно. Метров сто я так отшагал – мысли в башке как полевая кухня после прямого попадания, – нет, думаю, стоп. Всю эту лирику, всю эту загадочную женскую душу… Отставить как крайне неуместную в боевой обстановке. Сложить в вещмешок и закопать поглубже. Сейчас главное – За-да-ние.
Да и за окружающей местностью посматривать надо.
А местность тут… та еще.
Я в первый момент даже не сразу сообразил, что это такое. Не то чтобы я раньше башен от «тигра» не видал – видал и даже, можно сказать, больше, чем для здоровья полезно. И на танках, и чуть поодаль. Но вот такого видеть еще не приходилось.
Посреди леса – зачарованного, но все равно леса-то – валяется танковая башня без всяких признаков остального танка. Валяется, что характерно, на боку. А деревья перед ней – стволов десять, причем неслабых таких стволов – переломаны, как ветки сухие.
То еще зрелище.
Подошел я поближе, осмотрел пеньки, прикинул – где эта хреновина объявилась и как летела. Получилось, что возникла башня метрах в двух от земли, да еще с нехилой начальной скоростью.
Ну, думаю, ни черта ж себе. Чем же это там по этому «тигру» врезали, что здесь одна башня так летела?! Или бомбой – ну это вряд ли, или хорошим фугасом. Стадвадцатидвух-, а то и стапятидесяти-.
Интересно, думаю, а кроме башни, от танка что-нибудь осталось? Или одна воронка?
Ладно. Прошагал я по этому лесу еще километра три – без особых приключений. Лес как лес. В смысле, как обычный заколдованный или там зачарованный, уж не знаю, как правильно, лес. Подумаешь. Мы и не такое видали. Мы…
Я уж было думал, что после «тигровой» башни посреди дремучего леса меня уж ничем не проймешь. Как же. Как говорил рядовой Петренко – «ща». Уж не знаю кто, но только они, похоже, надо мной издеваться только начинали.
Картина на раз. А то и на два.
Посреди лесной опушки стоит пенек. Хороший такой пенек, метра так два на полтора. А на пеньке том гордо возвышается немецкий шестиствольный миномет – весь ржавый, как кошмар старшины Раткевича. Уж не знаю, что с ним нужно было сотворить, чтобы до такого состояния
