Эх, думаю, врезать бы по этому домику калибра так из стапятидесяти, чтобы бревна во все стороны, как спички, брызнули – и нет вопросов. А так опять придется самодеятельностью заниматься.
Ладно. Решил поближе к окошку пристроиться. Чем черт не шутит, окна большие, широкие, вдруг покажется эта лысая рожа.
Эх, думаю, оптику бы мне!
И только я стал переползать – тут-то все и началось! Сразу из двух стволов стрекотать начали. «Шмайссеры», я этот звук и через сто лет опознаю. Хотя с отвычки кажется, что над самой головой стригут так, что гильзы на шиворот должны сыпаться.
Черт! Я в сторону перекатился, упал за бугорок, брюхом землю рыть пытаюсь, как всегда, когда на открытой местности застигают. Ох, и хреновое же ощущение. Лежишь, словно родимое пятно на заднице, и ждешь, пока тебе эту самую задницу напрочь отстрелят.
Пальба эта длилась очень долго – секунд десять, никак не меньше, – а потом оборвалась. У меня аж в ушах звенеть начало.
Оборвалась, я так прикинул, вовсе не потому, что на спуски жать перестали – они, кто бы они там ни были, еще бы полчаса этим занимались. Просто патроны имеют свойство заканчиваться, а автоматные стволы – перегреваться и заклинивать.
Ну, думаю, а пока они там будут с рожками возиться, самое время для моей родимой задницы какое-нибудь более надежное укрытие подыскать.
Приподнял голову и огляделся.
Черт! Местность как стол у особиста – муравей и тот не укроется. Зато я другую вещь выяснил. Оказывается, изничтожали-то вовсе не меня! И вообще не в мою сторону стреляли!
Занятно. Но кто бы там по кому ни стрелял, пальба-то велась из двух автоматов. И переться с моей трехлинеечкой против трещоток как-то неохота. Опять же неизвестно – кто там, сколько и, главное, с чем еще?
Все эти, сил нет, какие мудрые, мысли у меня в голове пронеслись, а ноги меж тем сами по себе остальное тело приподняли и потащили вперед, к домику. Стремительным зигзагом. Донесли и с размаху спиной об стену бросили.
Отдышался, прислушался – тишина. Ни звука изнутри. А дверь-то, между прочим, приоткрытая.
Черт, думаю, но не самоубийством же он там занимался из двух автоматов одновременно. Или он там дуэль на «шмайссерах» с кем-то затеял, со счетом один– один в нашу пользу.
А-а, думаю, была не была. Перехватил поудобнее винтовку, снял «лимонку» с пояса, чеку вытащил – и метнулся в дверь.
В первой комнате вообще никого не было.
То, точнее, тот, кого я искал, во второй комнате обнаружился. Арик Гор-Амон, черный маг, злой колдун и тэ-дэ и тэ-пэ. Лежал он под стеной, точнее, частично он лежал под стеной, а по большей части продолжал с нее стекать. Уж не знаю, кто его так хорошо взялся изничтожать, но подошли ребята к этому делу основательно, можно даже сказать – творчески. Отработали по нему два полных рожка – весь пол гильзами засыпали – и размазали Охламона по стенке в самом прямом смысле этого слова.
Ладно. Посмотрел я на это дело, да и вставил, от греха подальше, кольцо обратно в «лимонку». Кто бы его ни размазал, но даже если это и друзья-союзники, то потолковать с ними стоит.
Повесил гранату на ремень и шагнул в следующую комнату.
И уже когда через порог переступил, успел краем глаза заметить, как что-то черное мне на голову падает. И упал одновременно с ударом.
Только вот уж очень хороший удар был. Хоть и вскользь пришелся, а все равно вырубил меня на пару секунд.
– Rolf, du…[9]
Лежу и слышу – что-то надо мной говорят. Что-то знакомое, но понять не могу. Хотя говорят громко, четко.
И вдруг сообразил – да это же по-немецки говорят.
А потом скрип услышал.
Приоткрыл глаза, смотрю – прямо перед лицом ботинки стоят. Хорошие ботинки, да что там хорошие – шикарные ботинки. Высокое голенище, натуральная кожа, поверх шнуровки ремешок с пряжкой, подошва каучуковая, толстенная. Да и нарезка на той подошве – как на протекторе у «студера». Не ботинки, а просто произведение искусства – закачаешься. Интересно, думаю, кто же это у нас тут такой храбрый, что не боится такие роскошные ботинки носить? Их бы уже давно с кого угодно сняли.
– Beschauen Sie ihn[10].
Это ботинки командуют. Не сами, понятно, а тот, кто внутри них сидит.
Винтовку я выронил, когда падал. Сейчас они с меня гранаты сняли. Еще немного пошарили – неплохо пошарили, был бы пистолет – точно бы нашли. А вот нож не заметили.
Прямо заколдованный какой-то этот нож, думаю, второй раз его пропускают.
Ладно.
Кончили щупать – взяли с двух сторон под мышки и поставили.
Черт! Это ж эсэсовцы!
Я аж моргнул от удивления. Нет, точно, три натуральных эсмана, самых, что называется, реальных. Таких реальных, что уж дальше некуда. Причем даже не простые эсманы, а все в чинах. По бокам – обершар-фюрер и трупп, тоже фюрер, оба в камуфляже, а ботинки – это, оказывается, штурмхауптфюрер, белокурая бестия в черном мундире.
Черт! Вот только их тут и не хватало! На голову мою бедную.
Покосился – у обера и труппа «шмайссеры» болтаются, видать, те самые, из которых Гарика Охламона по стенке размазали. У штурмхаупта пистолет в напузной кобуре. А трехлинеечка моя в углу стоит, тоскует.
– Wer du solcher?[11]
Это хаупт интересуется. Черт, что бы ему ответить такого? Как там по-испански «не понимаю» было?
– No competente, – говорю.
Штурмхаупт усмехнулся.
– Может, ты, старший сержант, – на петлицы мои кивает, – скажешь, что ты и русский не понимаешь?
Черт! Он-то его хорошо понимает. И говорит почти правильно, только запинается перед словами.
– Вот по-русски, – говорю, – очень даже понимаю.
– Я же говорил, герр штурмхауптфюрер, – вмешивается трупп, – что все это очередная хитрая выдумка большевиков.
– Помолчи, Рольф.
Я в это время мысленно обстановку прокачиваю. Обстановка, конечно, складывается не совсем благоприятная. Обершарфюрер, тот, что справа, мужик здоровенный, метра под два вымахал, и в ширину у него габариты соответствующие. Трупп слева малость поменьше, но до него я тоже не дотягиваю. И врезал он мне хорошо, интересно вот, чем? Прикладом «шмайссера», не
