Кабул увидел длинную желто-зеленую вывеску: АТЕЛЬЕ «ТРОПИКАНА», а под ней квадратную витрину с манекенами. В широком проеме витрины не было верхней половины стекла, а по нижней разбежались трещины. Впереди витрины, на асфальте, стояли квадратный мужик в форменной куртке, Артур Дымчиков и два его прихлебателя – Костян Лафиткин и Шкарик. Улыбались, гады.
Накачанный дядя в водолазке держал Кабула за рюкзак.
– Этот? – спросил он.
– Ага! – радостно сказал Артур. А Костян и Шкарик с готовностью закивали.
…Уже после Кабул узнал подробности происшествия. Когда раздался удар и звон осколков, охранник выскочил на тротуар и ухватил одного из убегавших мальчишек. Двое других остановились сами – поняли, что все равно не скроются.
Охранник затряс Артура:
– Бандюга малолетняя! Чем тебе стекло помешало?!
– Это не я! – завопил Дымчиков. И его осенила спасительная мысль: – Это один из нашей школы! Он бросил в нас камнем, потому что все время скребет на нас! Вот они подтвердят!..
Шкарик и Костян вместе сказали:
– Ага…
А Дымчиков лихорадочно добавил:
– Он недалеко ушел. Он приметный: с длинными волосами, в желтой футболке и белых обрезанных джинсах…
– Ага! – опять подтвердили приятели.
Охранник, не отпуская Артура, выхватил мобильник.
Сигнал приняла ближняя полицейская машина. Едва ли служителей правопорядка очень взволновало сообщение о разбитом стекле. Но впереди, на краю тротуара, они заметили пацана в желтой футболке. На ловца и зверь бежит, почему не поразвлечься?
– Значит, этот? – переспросил мент в водолазке.
– Он и есть, – ответил Артур, нагло глядя на Кабула. – Он в меня щебенкой, а я увернулся, и…
– Это не я! – отчаянно заорал Кабул, пытаясь освободиться. – Они врут, сволочи! Я здесь даже не проходил! Они мне назло!..
Конвоир опять впихнул его в машину, а сам остался снаружи. Начал о чем-то говорить с Дымчиковым и его дружками. Кабул рванулся к дверце, чтобы выскочить и снова прокричать, что не виноват! Но мент в камуфляже обернулся, стиснул мальчишкино плечо – пальцы воткнулись под ключицу. Больно так! Владик пискнул и обмер. Тот, что в водолазке, сел рядом с ним – опять дохнуло потом и лосьоном.
– Поехали, – скомандовал он. – К нам…
«Камуфляжный» отпустил Кабула, однако плечо болело нестерпимо. Намокли глаза. Кабул закусил губу, но перед этим успел сказать:
– Эсэсовцы… – Страха по-прежнему не было.
«Водолазкин» слегка смазал его по уху. Пообещал добродушно:
– Еще раз вякни, окурок, придушу…
Его привезли на улицу Многостаночников – это в пяти кварталах от школы. Вытряхнули из «Волги», завели в дверь со стеклянной синей вывеской. Навстречу дохнуло запахом табака и пыльного картона. Кабул оказался в квадратной комнате. В дальнем углу он увидел решетку от пола до потолка, за ней кто-то хрипло постанывал и возился на топчане. За распахнутым окном качали широкими листьями клены – они росли на свободе, теперь уже недоступной для Кабула. Сбоку от окна за обширным, заваленным серыми папками столом сидел штабс-прапорщик с белесым, скучным лицом. На столе вертелся вентилятор, но все равно было душно, жидкие белобрысые прядки прилипли ко лбу штабс-прапорщика, серая рубашка промокла под мышками.
– Вот, – сказал «Водолазкин», – это насчет «Тропиканы»… Между прочим, оскорблял сотрудников при исполнении. Обозвал эсэсовцами. Оказывал сопротивление…
– Ничего я не оказывал! Вы мне чуть плечо не сломали! И ударили!..
– Птенчик, – ласково отозвался «Водолазкин». – Если бы мы тебя ударили, ты уже не дышал бы…
Штабс-прапорщик сел прямо. Спросил со страдальческой ноткой:
– Ну а сюда-то его зачем? Везли бы сопляка к тетенькам-инспекторшам в детскую комнату…
От двери подал голос «Камуфляжный»:
– Нам, что ли, еще одно раскрытие – лишнее? Старик требует отчетность…
– Ладно… – Штабс-прапорщик пошевелил плечами, чтобы нагнать под мышки прохладу, и придвинул бумажный лист. Взял ручку: – Фамилия?
«Водолазкин» толкнул Кабула к столу:
– Тебя спрашивают!
– Чего спрашивают? – окрысился Кабул. Он все еще не боялся, только наваливалась тоска.
– Фамилия! – вдруг тонко заорал штабс-прапорщик. Приподнялся и покраснел.
Кабул пожал плечами:
– Переметов…
– Имя?!
– Владислав…
– Отчество?!
А какое у него отчество? Кажется, когда меняли фамилию – Иванова на Переметова – мама Эма сказала, чтобы вместо прежнего «Иванович» написали «Андреевич».
– Чего заткнулся?! – взвизгнул штабс-прапорщик. – Забыл, как папочку зовут?
– Вспоминаю… Андреевич.
– Остряк, – хмыкнул «Водолазкин», – не пробовал еще казенной каши.
– Адрес проживания! – опять прокричал штабс-прапорщик…
И так он заставил сказать его все: когда родился, и где учится, и кто родители (противно хехекнул, когда узнал, что отца нет, а мать приемная).
«У меня есть мама, только вам, гадам, я ничего про нее не скажу».
– А сейчас рассказывай, зачем разбил стекло…
– Ничего я не бил!
– Может, освежить тебе память? – спросил штабс-прапорщик.
– Не надо, Вася, давай я изложу, так скорее, – предложил «Водолазкин». – Пиши… Парни- одноклассники объяснили, что он с ними всегда был в конфликте. Потому что раньше жил в интернате, а там все такие… неконтактные… Когда шли из школы, поспорили о чем-то, он схватил щебенку и пустил в стекло. Заорал: «А теперь будете отвечать!» И ноги-ноги… То есть не в них бросил и случайно промахнулся, а нарочно в витрину, чтобы свалить на противников. Злой умысел… Те парни сперва тоже в бега, чтобы не влипнуть, но охранник одного прищучил, они и заложили голубчика…
– Не бросал я!! Меня там даже не было!
– Заткнись, – утомленно сказал штабс-прапорщик Вася, быстро заполняя линованный лист. И спросил «Водолазкина»: – Как звать этих пацанов, помнишь? Впишу, как свидетелей…
– Сейчас. У меня на диктофоне…
Кабул будто отключился. Навалилось тоскливое молчание. Он не слушал больше, что ему говорили, пока штабс-прапорщик не заорал, перегнувшись через стол:
– Подписывай, тебе говорят!
– Чего подписывать? – вздрогнул он.
– То, что в протоколе.
– А что в нем?
– То, что рассказал!
– Я ничего не рассказывал!
– А кто рассказывал? Я? Как зовут, где учишься, кто мамаша, не говорил? А то, что отказываешься признавать, будто разбил витрину, не говорил? Чего уперся-то, партизан долбаный? На! – Он двинул по столу лист с протоколом. При этом протокол оказался почти полностью прикрыт газетой «На страже». То ли случайно, то ли… Виден был только нижний край листа с последней строчкой: «…сотрудникам полиции
