пропал длинный ус.
Вот и все. И некого стало бояться.
Тенька понял, что сделал все, как надо. И за это он имел, наверно, право попросить милости у судьбы (или у кого там еще?). Он положил ладони на металл.
«Колесо! Пожалуйста, помоги мне избавиться от страха высоты. Пусть я стану такой, как раньше…»
Потом он выбрался в Кокпит.
Виталя был там.
– Тэк-с, – произнес он тоном следователя. – Что мы искали в подвалах?
Тенька сказал почти правду:
– Вить, я просил помощи у Колеса… Я почему-то вдруг стал бояться высоты и хотел, чтобы оно… вылечило меня…
И, кажется, намокли ресницы…
Хорошо, когда тебя понимают с первых слов. Виталя не стал упрекать Теньку за самовольство. Растрепал толстой пятерней его волосы и объяснил:
– В таких случаях лучше просить помощи у медицины. Посоветуйся с Эсфирью Львовной, она спец…
Это была мысль!
Тенька помчался в госпиталь.
Вахтер был сговорчивый, пропустил без спора. И Эсфирь Львовна оказалась у себя в кабинете. Сразу сказала «да» в ответ на слабенький стук. И обрадовалась!
– Голубчик! Вот хорошо! А я уже хотела тебе звонить! – Она сидела в своем кресле.
– Значит… вы догадались? – пробормотал он у порога.
– Ну… не просто догадалась, а выяснила с известной степенью вероятности…
– Значит… это навсегда?
– Что значит «навсегда»? Подожди, ты о чем?
– Я теперь не смогу забраться на самое маленькое дерево?
– При чем здесь дерево? Ну-ка, друг Ресницын, объясни, в чем дело?
И Тенька, запинаясь, рассказал про свою беду.
Эсфирь Львовна помолчала. Взяла Теньку за локти, придвинула к себе. Пригладила на нем выцветший сиреневый костюмчик с корабликами – словно на юном артисте, которого пора выпускать на сцену. Значительно сказала:
– Степан Ресницын. Твоя беда – не беда. Это просто начинаются первые подступы к переходному возрасту. Впереди у тебя еще много страхов и тревог. А этот страх – временный, он пройдет через некоторое время…
– Правда?
– Доктор медицинских наук Голубец всегда говорит правду… за некоторыми исключениями. Но тебя эти исключения не касаются… Все вернется на круги своя… А с тобой я хотела поговорить про другое.
– Про что? – шевельнул губами Тенька. Он понял, что разговор очень серьезный, и незаметно встал навытяжку. Будто юнга перед адмиралом.
– Недавно я звонила в город Юхту, на Севере. Там работает моя знакомая, хирург Ольга Михайловна Свирелкина…
У Теньки екнуло под сердцем, но он не дрогнул.
– Мы с ней когда-то учились вместе… Я знала, что у Ольги была сестра, Вера. Не просто сестра, а близнец. Она двенадцать лет назад погибла во время последних кровавых событий в Саида-харе… Ты о них, конечно, не знаешь, но это было… А вместе с ней… так сказали тогда… погиб ее новорожденный сын. Машина взорвалась на дороге… Было записано в акте, что их похоронили вместе…
– А на самом деле он не погиб, да?!
– Понимаешь, Тенек… Генетические экспертизы вообще-то очень длинная процедура. Но есть новые, пока еще почти неизвестные методы. Бинты с пятнами крови Владика позавчера ушли военным самолетом в Юхту. Вчера вечером пришел ответ: «Да… Родная кровь…»
«Вот, повезло Владьке», – толкнулась у Теньки мысль. А Эсфирь Львовна спросила:
– Наверно, ты думаешь: «Почему она рассказывает это именно мне?»
– Потому что я касался Колеса, да?
– Да… И просто потому, что
– Понятно, – сказал Тенька. – Значит, у Владьки теперь все хорошо?
– Будем надеяться…
– Одно только плохо…
– Что, Тенек?
– Значит, теперь он уедет в Юхту…
Эсфирь Львовна не успела ответить. Раздались за дверью деревянные (такие знакомые Теньке!) шаги, и одна за другой возникли в кабинете две ювенальные дамы-колоды. Тенька сразу узнал их! Эсфирь Львовна подняла голову. Видимо, она не удивилась, а просто рассердилась.
– В чем дело, сударыни? Кто вас сюда впустил?
– Мы представители имперских учреждений опеки и Международной ювенальной юстиции.
– И что же?
– Нам известно, что здесь укрывается подросток, который бежал из детского учреждения и разыскивается теперь сразу несколькими полномочными органами…
Эсфирь Львовна как бы выросла над креслом. Казалось, она обретает льдистую твердость айсберга. Именно таким, льдистым, голосом она произнесла:
– Уважаемые представители органов. Здесь никто не укрывается. Здесь
– Но мы имеем полномочия…
– У вас одно полномочие: немедленно покинуть Госпиталь… – Эсфирь Львовна резко надавила кнопку на краешке стола, и сразу возник в дверях грузный седоватый дядя в белой куртке с погончиками.
– Михаил Михайлович! Как эти дамы проникли сюда?
– Но, Эсфирь Львовна, я… У них бумаги из муниципалитета…
– Михаил Михайлович! При всем уважении к вашему стажу и заслугам я вынуждена предупредить, что, если подобное повторится, вы будете уволены незамедлительно… А теперь проводите дам к выходу.
– Слушаюсь…
Дамы-колоды одинаково вскинули головы, и одна из них возгласила:
– Вы не имеете права! Мы подчиняемся непосредственно ООН!
Эсфирь Львовна царственно кивнула:
– «ООН» прекрасно рифмуется со словом «Вон!». Этим указанием вам и следует руководствоваться… Михаил Михайлович…
Вахтер в дверях отодвинулся и сделал приглашающий жест. Ювенальные дамы телами-колодами изобразили возмущение и двинулись к выходу. Одна из них (та, что раньше носила шарфик) обернулась.
– Это вам так не пройдет! Мы вернемся с полицией! И вам не поможет даже квартальный надзиратель, который недавно палил из пистолета в сотрудников правопорядка. Тем более что он уже за решеткой…
– Пистолет есть и у меня. Именной, – сообщила доктор Голубец. – Я полковник медицинской службы…
Михаил Михайлович аккуратно прикрыл за дамами и за собой дверь.
Тенька перепуганно спросил:
– А разве Михаила Аркадьевича арестовали?
– Что за чушь! Подпоручик Куликов на своем посту… Тень Ресницын! Забудь безобразную сцену, невольным свидетелем которой ты стал.
