Прежде всего, операция прикрытия. Два года назад мы почувствовали опасность, НКВД стал подбираться очень близко. Тогда Марк предложил провести хорошо продуманную дезинформацию. Главная цель – заставить ведомство Ежова пойти по ложному следу и, как сверхзадача, принудить скорпиона укусить себя за хвост. Кое-что удалось, но об этом поговорите с товарищем Марком…
Флавий задумался.
– Еще к одной просьбе прошу отнестись с особым вниманием. Надо узнать, что случилось с нашими товарищами. Их псевдонимы – Орфей и Ника. Впрочем, с Никой вы, кажется, знакомы.
– Ника?
Вспомнился вечер у Бертяева, женщина с именем богини Победы…
– Виктория Николаевна?
– Да. Она вызвалась исполнить очень опасное поручение. Мы должны сделать все – абсолютно все, товарищ Бен, чтобы узнать о ней и о товарище Орфее! И, если живы – помочь.
Бен вновь вспомнил свою случайную спутницу. Неужели и она попала в подвалы Большого Дома?
– Не сомневайтесь, товарищ Флавий. Я все сделаю…
Непроизносимое слово «товарищ» на этот раз выговорилось легко, само собой. Трудно сказать, заметил ли эту несущественную деталь подпольщик. Впрочем, Николай Андреевич был не из тех, кто упускает мелочи.
– Далее. Вам придется встречаться с неким товарищем Чижиковым. Предупреждаю, это очень сложный человек…
– Оу, тот, что без усов!
Флавий невозмутимо кивнул:
– Тот, что без усов. На вашего друга он не произвел приятного впечатления, более того, кто-то из окружения этого безусого оказался излишне болтлив… Встречаться с ним будете только один на один. По- моему, вы договоритесь, товарищ Чижиков теряется при разговоре с аристократами.
Ирония могла относиться к кому угодно – к Бену, к товарищу Чижикову или к ним обоим.
– Господин Флавий, кто из них настоящий – с усами или без?
– Оба липовые! – Николай Андреевич недобро рассмеялся. – Тот, что с усами, опаснее, но, если их поменять местами, ничего не изменится. Больше, товарищ Бен, ничего не скажу. Партийная тайна, не обижайтесь.
Бен не обиделся, но любопытство только выросло. Все-таки он попытается раскусить этот ребус! Обязательно попытается…
– С этим осторожнее, – понял подпольщик. – Не спешите, сейчас не это главное. Итак, задача, думаю, ясна. Будет нелегко, товарищ Бен. Я знал, что рано или поздно меня отправят из Столицы подальше, но очень надеялся на Терапевта…
Бен молча кивнул. Да, без Афанасия Михайловича будет трудно. До сих пор не верилось, что этого человека нет в живых.
– Господин Флавий, вы говорили, что были с ним не согласны. Ну, политика – это понятно. Но вы упомянули эстетику…
Лунин развел руками:
– Увы, никогда не был поклонником его творчества. Пьесы товарища Терапевта могут нравиться «бывшим», но не такой серой кости, как я. Знаете, я пошел воевать в октябре 17-го и нагляделся на благородных полковников и сентиментальных поручиков. Тут товарищ Терапевт меня никогда не убедит… Вы знаете, незадолго до смерти он закончил роман.
– В самом деле? – удивился Бен. – Вы читали? О чем он?
– Читал, – Николай Андреевич задумался. – Афанасий Михайлович почему-то интересовался моим мнением… О чем – сказать нелегко. В общем, мрачная интеллигентская мистика. Христос, Пилат, фантазии в духе Гете, всяческие видения… Правда, кое-что он взял из нашего, так сказать, бытия. Даже нарушил конспирацию – рассказал об одном реальном случае из жизни группы. В общем, я не в восторге.
– Все равно! – Бен покачал головой, нимало не убежденный. – Я хотел бы прочесть! В любом случае это надо напечатать.
– Когда-нибудь, – кивнул подпольщик. – Когда всех нас уже не будет в живых. Может вы и правы, товарищ Бен, этот роман еще принесет сюрпризы… Впрочем, нам пора.
Бен удивленно оглянулся. Действительно, уже совсем стемнело. Патриаршие опустели, вокруг стояла тишина, только со стороны Бронной еле слышной доносился трамвайный звонок.
– Пойдем, Бара!
Пес радостно вскочил, даже подпрыгнув от нетерпения. Лунин потрепал его за уши, вызвав тем новый приступ радости, затем повернулся к своему спутнику.
– Вы уходите первым. Обо всем остальном – послезавтра, здесь же в это время. Удачи вам, Александр Леонтьевич.
– Спасибо, Николай Андреевич.
Возле турникета, отделявшего сквер от пыльного уличного асфальта, Бен оглянулся. Человек в сером плаще с красным подбоем и остроухий пес стояли неподвижно, глядя ему вслед…
…Пустельга очнулся, словно от толчка, сразу же почувствовав опасность. Тело напряглось, но Сергей заставил себя успокоиться. Торопиться нельзя. Не спешить, не выдавать себя, лежать неподвижно… Он глубоко вздохнул и понял, что не ранен, лишь очень слаб. Правда, на руках и груди чувствовалась какая-то неприятная корка. Кровь? Но на нем нет даже пореза! Он лежит где-то в сыром помещении на чем-то жестком, руки и ноги не связаны, левая рука прижимает к груди какой-то предмет, похожий на призму…
Оставалось вспомнить о том, что случилось. Итак, ночью он почему-то проснулся, затем в дверь позвонили, он открыл… Вера! Вера Лапина! Он впустил ее, она оглянулась, он еще успел удивиться – у девушки были такие странные глаза! И тут…
Все стало на свои места. Интересно, куда его спрятали? Сквозь прикрытые веки проникал неяркий свет, откуда-то доносился непонятный шум, похожий на стук костей. Итак, он здесь не один, кто-то рядом, и этот «кто-то» едва ли из числа друзей. Однако его не связали – и зря! Кое-что показать своим тюремщикам он еще сможет…
На миг Сергей ощутил злой азарт, но тут же вернулась тревога. Он упустил что-то очень важное, даже страшное… Да, конечно, ему снился странный сон! Он не Пустельга, а какой-то Павленко, смертельно больной, умирающий…
Пустельга глубоко вздохнул, по-прежнему не открывая глаз. Слава Богу, приснилось! Не иначе, накачали наркотиком… Ему еще привиделось, будто он разговаривает с самим товарищем Сталиным, затем какая-то часовня, черные тени в углах, его подводят к каменной плахе, кровь – его кровь…
…По телу прошла волна боли, в глазах вспыхнуло темное тяжелое пламя…
Он вспомнил .
Наверное, Сергей застонал, поскольку тот, кто находится рядом, замер. Пустельга понял, что притворяться дальше не имеет смысла.
– Очнулся, майор?
Голос показался незнакомым, со странным акцентом, Пустельга открыл глаза…
…Часовня, та же, что и несколько дней назад. Исчезли черные драпировки, звезда над алтарем, камень с резной черепахой. Даже пол стал прежним – неровным, в глубоких выбоинах. Сергей лежал на досках, рядом горела свеча, а в ногах у него сидел человек в черном балахоне и такой же шапочке. Они уже виделись – этот узкоглазый в шутовской одежде, стоял слева от Агасфера, именно он взмахнул рукой, разрубая ему грудь… Пустельга дернулся и медленно сел. Узкоглазый не отреагировал, лишь руки начали перебирать длинные четки. Вот, значит, откуда шел стук!
Сергей оглянулся, заметив у входа какую-то тень. Стерегут, не уйти…
– Успокоился? – человек в балахоне встал, держа в руках большую темную чашу. – Выпей!..
Сергей подчинился. По телу разлилась горячая горечь. Сразу же стало легче, слабость отступила.
– Спасибо…
Послышался негромкий смех:
– Спасибо скажешь не мне, майор! Я только сидел возле тебя и смотрел, как гаснет Кровавый Рубин.
