- Хорошо, - Полина убито кивнула.
- Если получится, найдите ее соцкарточку и тоже принесите.
- Вот это не обещаю: она заперла комнату...
Я слушал их, странно спокойный, расслабленный, медленно тающий от какого-то всеобъемлющего предчувствия конца, словно через минуту над Управлением должна была разорваться атомная бомба.
Мне хотелось даже не крикнуть, а шепнуть, низко наклонившись к маленькому розовому уху Полины: 'Пойдем отсюда. Я обещаю, что найду твою старушку, только пойдем, не надо больше тут оставаться!'. Ухо было заманчиво близко, темная прядь волос лежала за ним, удобно устроившись в теплой ложбинке, словно дужка очков.
Мы поднялись, прощаясь, и Голес неожиданно взял крошечную кисть девушки и коснулся ее губами. За дверью, в коридоре, заскрипели под чьей-то тяжестью доски пола, я вздрогнул. Наверное, что-то отразилось на моем лице, потому что дознаватель, отпустив руку Полины, вопросительно на меня уставился:
- Вы...
- Нет, нет, - я улыбнулся. - Просто нервничаю.
- А кто повредил вам глаз? - он прищурился.
- Никто. Я наткнулся на проволоку.
- На проволоку? - удивился Голес, и его мягкое лицо, сшитое из набивных розовых подушечек, неожиданно сделалось плотным и даже жестким. - А где у нас проволока на улицах?.. Признавайтесь, на вас напали? Ткнули шилом? Ведь верно - зачем вы запираетесь?
На этот раз удивился я:
- Каким шилом?..
Он укоризненно покачал головой и сказал Полине:
- Вот представляете? Люди сами покрывают преступников. То ли мести боятся, то ли думают, что мы станем таскать их на допросы... Недавно в четвертом районе ограбили молодого парня, рабочего - отняли всю зарплату, талоны, даже социальную карточку. А чтобы не сопротивлялся, воткнули шило в глаз. Тоже, кстати, в левый. И что вы думаете? Пока я из него все это вытянул - семь потов сошло. Упал, говорит, и напоролся на ограду. Я спрашиваю: где у нас такая ограда? Молчит. Гордость не позволяла признаться, что сладили с ним какие-то подонки. Мол, я молодой, сильный, а повалили, как ребенка... Ох уж мне эта гордость! Неужели не ясно, что против лома нет приема? То есть, против шила...
Шаги в коридоре приближались, и я готов был на все, даже выдумать несуществующих бандитов, лишь бы уйти отсюда и не столкнуться нос к ному со своей жертвой. Некстати вспомнилось: я сказал врачу (и медсестра, и роженица это могут подтвердить), что меня пытались ограбить. А если Голес вызовет их?.. Не отвертишься. Все равно не отвертишься. Если врешь - ври до конца.
- Ну... в общем, да.
- Видите! - Голес все еще обращался к Полине. - Нет, вы видите!
Девушка сочувственно покивала и оглянулась на меня, как мать на ребенка, скрывшего победу на школьной олимпиаде по математике.
Шаги были уже совсем близко. И тут меня осенило. Даже не осенило, просто инстинкт убегающего животного обрел вдруг конкретные очертания.
- Я пытался задержать вора, - сказал я и удивился, до чего естественно звучит мой голос. - Он убегал по улице с курткой, я схватил его за руку, а он развернулся и...
- С чем? С курткой? - Голес впился в меня глазами, как когтями. - Это точно?..
- Да. Это была синяя ватная куртка, я хорошо разглядел.
Полина нахмурилась. Что у меня в свертке, она, конечно, не знала. Но врачу я, кажется, об этом сказал. Или не сказал?.. Все равно - лучше потерять куртку, чем свободу. Если понадобится, если спросят - отдам, черт с ней. Скажу, что отнял у грабителя. Может, еще и поблагодарят...
- Ах, вот какие дела... - озадаченно пробормотал дознаватель. - Значит, это все одна компания...
Дверь открылась, и я, обернувшись, увидел того человека из магазина - впрочем, как и ожидал. Он был без пальто и шапки, в сером костюме, из-под которого выглядывала серая же рубашка. И лицо его, растерянное, с седыми нитками на висках, показалось мне сероватым, в тон одежде.
- Хорошо, что вы не ушли, - сухо и деловито обратился к нему Голес. - Выяснились новые обстоятельства. Вот этот человек, - кивок в мою сторону, - пытался поймать вора и лишился глаза.
Обворованный уставился на меня, не узнавая. Какая все-таки сила таится в обычных словах! Стоило дознавателю дать мне характеристику, вслух назвать меня чуть ли не героем, как перед глазами жертвы тут же повисла непроницаемая пелена - теперь, даже если в его мозгу и мелькнуло какое-то подозрение на мой счет, оно рассеялось без остатка. А ведь он хоть секунду, но видел меня в магазине, если вообще способен что-то видеть! Я не тень, я - человек, причем довольно высокого роста, с широкими плечами, и если не лицо, то хотя бы фигуру мою запомнить можно.
Слова меняют суть вещей. Может быть, теперь даже продавщица Ивкина начнет вспоминать, что видела, как я пошел з а в о р о м, а не за жертвой - уж наверняка Голес подскажет ей верное направление мыслей, поскольку перед ним - такая же пелена. А все - глаз.
Их логика проста: кто-то выкалывает людям глаза на улице и отнимает деньги и документы, таких случаев было уже несколько, и я - просто еще одна жертва. А раз так - я не могу быть вором, ведь наверняка и близко не подхожу под описание бандита с шилом, лежащее в толстой папке с надписью 'Уголовное дело Љ...' в сейфе у Голеса. И потом, для чего бандиту выкалывать глаз с е б е?.. То, что мой случай - элементарное совпадение, никому не приходит в голову, я могу сочинить хоть десять разных легенд, но поверят они только одной - нападение.
И вот - я хороший, пытался спасти чужое имущество, остановить преступника, и меня покалечили. Даже жертва моя теперь мне сочувствует, что уж говорить о Полине!..
- Спасибо, - обворованный сердечно пожал мне руку. - Вот оно как вышло... Я уж жалею, что купил эту проклятую куртку! Продавщица как-то подтолкнула, мол берите, а то магазин скоро закроется... Наверное, надо было просто уйти. И с вами ничего бы не случилось. Вы знаете, ведь не в куртке дело, а в том, что у нас вот так, запросто, грабят людей, и это должно прекратиться!.. А вора-то я толком не видел. Пальто, шапка... Лицо вроде небритое...
Я чудом удержался от того, чтобы не провести после этих слов ладонями по своим щекам, но все-таки этого не сделал, даже руки не дернулись. Еще одно побочное действие 'пелены' - теперь при составлении словесного портрета преступника этот человек будет инстинктивно описывать кого-то, на меня принципиально непохожего. Я был в этом уверен. 'Папа' рассказал мне столько подобных случаев, что сомневаться не приходилось. Человеческая психология - очень интересная штука.
- Я считаю, - прервал мои мысли Голес, - что тут действует хорошо организованная банда, и ваша куртка - это не единичный случай, а только часть общей картины. Завтра я походатайствую, чтобы эти два дела были слиты в одно. Привлечем новых людей... И мы поймаем этих выродков.
Обворованный кивнул и снова повернулся ко мне. Его привлекало мое лицо с белой марлевой заплаткой на месте глаза, и я видел, что он хочет отблагодарить, но не знает, как. Не исключено, что никогда в жизни он не сталкивался с проявлениями чужого благородства, и неважно, что и теперь благородство оказалось фальшивкой. Главное, он в эту фальшивку свято верит.
- Давайте, уйдем, - неуверенно предложил он. - Все равно до завтра ничего не выяснится... Как вы считаете, товарищ дознаватель?
- Да! - Голес буквально просиял. - До завтра, конечно, вряд ли. Приходите к девяти тридцати, я уже успею допросить продавщицу. Может, и вы что-то вспомните. А вот вас, - он посмотрел на меня, - я бы попросил задержаться. Хочу прямо сейчас составить описание вора, пока, так сказать, горячо.
- Но почему ему тоже нельзя подойти завтра? - неожиданно возмутился обворованный. - Допустим, вместе со мной?
- Он забудет подробности! - дознаватель отпер массивный коричневый сейф, достал пачку каких-то листков и сел писать.
Я решил подыграть - просто потому, что так подсказывал мой внутренний голос.
- Товарищ дознаватель, там было практически темно. Я увидел, как он выбегает из магазина с курткой, и погнался за ним. В том районе фонари стоят редко, поэтому получилось, что я схватил его на
