- Я вышла за тебя замуж, я любила тебя именно потому, что ты отличался от н и х!..
Я обдумал ее слова и вдруг, сам того не ожидая, спросил:
- А Зиманский был не самец?
Хиля вздрогнула, втянула голову в плечи и беззащитно глянула на меня:
- Не знаю. Он был моим другом.
- И он ни разу не делал с тобой... проверку матраса?
- Дурак! - она рывком встала и начала сердито одеваться. - Ты действительно стал, как все. Таблетки эти тебе не что-нибудь, а мозги поменяли, Эрик. Зря ты их пьешь - смысла никакого.
- Может быть, ты переживаешь из-за ребенка? - я еще пытался как-то спасти ситуацию. - Но мы ведь только начали, потом получится...
- Я бы на том и закончила. Да ведь тебе это нужно, куда я теперь денусь...
Я тоже встал:
- Я могу обойтись, если тебе неприятно. Извини, что я задал такой вопрос, насчет... ну, 'проверки'. Мне просто показалось, что ты Зиманского немного любишь.
- И не немного. Но - только как человека, - Хиля натянула через голову платье и двинулась к кухне. - Только как человека...
- Но почему, Хиля?
- Откуда я знаю? Его нет - и сказка кончилась.
Подошел кот, провел твердой лобастой головой по моей голой ноге, хрипло мяукнул. Я достал из-за окна немного рыбы, положил в миску размораживать. Хиля возилась у плиты.
- Терять друзей всегда больно, - я решил больше не ссориться.
- Я его не потеряла! - она сверкнула на меня глазами. - Не говори так! Он приедет, мы еще увидимся...
Выходные прошли в тягостном молчании. В кино мы так и не выбрались, каждый сидел в своем углу, а время тянулось так медленно, что от этого сводило зубы.
И все-таки - мы были вместе. Я еще не знал, что произойдет в понедельник, и изо всех сил старался не злить Хилю, потому что - надеялся на что-то. Интуиция мне подсказывала: все кончено, ничего по- прежнему уже не будет. Но я надеялся.
Наверное, я все-таки очень консервативный человек, раз думаю, что Семья - понятие неприкосновенное. Может быть, нам стоило с Хилей разъехаться, чтобы не портить отношений, но тогда такая мысль даже не приходила мне в голову. Решение на тот момент было одно: ни к чему ее не принуждать, она самая скажет, что ей нужно.
... - О чем задумался? - в понедельник утром машинистка склонилась надо мной, чуть улыбаясь. - А я в декрет ухожу сегодня - долго теперь не поболтаем, - она слегка похлопала себя по животу.
- Что? - я поднял голову, силясь понять, о чем она говорит.
- Ну, не век же мне беременной ходить! - женщина рассмеялась. - Рожать скоро, муж коляску уже купил. Вы-то когда?
- Не знаю... Потом, возможно. Слушай, мне будет без тебя как-то...
- Одиноко? - она хмыкнула. - Ничего, вместо меня новенькую поставили. Глядишь, и сработаетесь. Не грусти, Эрик. Дома не ладится - это бывает. Поверь человеку, у которого четыре брака за спиной.
Провожали ее всей конторой, и я сперва даже не обратил внимания на маленькую, похожую на воробья девушку, жмущуюся в угол. Она была совсем незаметной, несмотря на достаточно яркую внешность, и рассмотрел я ее лишь перед концом рабочего дня, когда она вдруг сказала:
- А меня зовут Яна, меня назначили новой машинисткой.
Ей закивали:
- Очень приятно.
Я тоже машинально кивнул. Она улыбнулась и сняла чехол с 'Континенталя', застенчиво поглядывая на сотрудников:
- Вы не думайте, я хорошо печатаю. С отличием закончила курсы. Мне восемнадцать лет.
Закивали опять, уже думая о доме и семьях. Кто-то сказал:
- Да завтра уж поработаешь. Полчаса осталось.
- Нет, - Яна заправила в машинку чистый лист. - Начальница велела новый список улиц сделать, я задержусь, - взгляд ее упал на меня. - Извините, а старый список где взять?
Я протянул ей сшитые скоросшивателем бумаги и с минуту наблюдал, как она строчит с пулеметной быстротой, ни на что не отвлекаясь. Действительно, печатает хорошо. Эта моя мысль была пока единственной в ее адрес.
Вторая мысль пришла сразу вслед за первой: красивая. Такой тип внешности мне всегда нравился: черные коротко подстриженные волосы, черные брови, карие глаза, четко очерченное скуластое лицо, тонкие кости. Темно-красный свитер делал девушку еще ярче, и она, кажется, это понимала. В отличие от нашей машинистки, она печатала десятью пальцами, не глядя на клавиши - высший пилотаж, наша так не могла.
- Я быстро, - заметив, что я смотрю, Яна слегка улыбнулась. - А кто контору закрывает? Начальница, наверное?
- Как это ты умудряешься печатать и разговаривать одновременно? - я почувствовал невольное восхищение.
- Я цифры печатаю, - она передвинула каретку.
- Контору закрывает тот, кто последним уходит. Ключи сдаются сторожу на вахте, под роспись. То есть, сегодня закрываешь ты.
- Я? А вдруг что-то не так будет? Я же новенькая.
- Не бойся, - я засмеялся. - Все так. Если свет забудешь погасить, сторож зайдет и погасит. У тебя всего имущества - пишущая машинка, а документы в сейфах, не пропадут.
- А вас как зовут?
- Эрик. Только не обращайся ко мне на 'вы', тоже мне, нашла взрослого.
Пронзительный звонок оповестил всех об окончании рабочего дня, и контора в три минуты опустела. Я остался, делая вид, что роюсь в бумагах.
- Тебе тоже надо задержаться? - посочувствовала Яна, заправляя очередной лист.
- Ну да. Я таблицы не закончил... - кажется, ложь вышла неубедительной, и я покраснел.
Девушка скосила на меня глаза и улыбнулась:
- Таблицы, да? Может, поможешь и дверь запереть? Это последний лист, на сегодня все.
И я согласился, оставив на потом все размышления о мотивах собственных поступков. Себя понять, наверное, сложнее, чем другого.
Были уже две вещи, за которые меня следовало выпороть, как в детстве: я украл у моей покойной матери письмо - это раз, и ничего не сделал для Глеба - это два. Что касается письма (которое так и не отыскалось), то тут все было более или менее понятно: я боялся, что мама влипнет из-за него в какую- нибудь некрасивую историю и - вполне вероятно - серьезно поссорится с 'отцом'. Но вот Глеб... Я обещал себе, что сделаю для него все возможное, но день за днем откладывал это до тех пор, пока не понял, что просто н е х о ч у участвовать в его судьбе. Не хочу, и все.
И вот, пожалуйста - третья вещь. Девушка, на которую я смотрел, пока она упаковывала машинку и аккуратно складывала листки, меня чем-то привлекала - меня, женатого человека!..
На улице уже стемнело, когда мы вышли из конторы, сдали ключ и двинулись по заснеженному тротуару к автобусной остановке.
- Где живешь? - поинтересовался я, стараясь, чтобы мой голос звучал беспечно.
- В 'девятке', на Тепличной улице, - Яна шла, помахивая маленьким портфельчиком. - А ты?
- На Набережной.
'Девятку' - то есть девятый городской район - я неплохо знал, в свое время мы с Хилей облазили его почти весь, и он сохранился в моей памяти в виде какого-то сгустка стройплощадок и огромных куч песка и щебенки.
- Как, Ян, достроили у вас?
- Почти все, - она гордо улыбнулась. - Четыре больших новых дома. Но я живу в старом. 'Пирамиду'
