И вдруг - это же сумасшествие! У меня есть Хиля, я ее люблю, в чем же дело?..
Снова: завтра, завтра, уже утром, осталось потерпеть одну ночь...
* * *
Давным-давно... нет, не так. В 1945 году кончилась большая война. История не сохранила о ней ничего, кроме нескольких описаний каких-то крупных сражений, но сейчас неясно, где происходили все эти события: территории нашей страны война не коснулась. Мы были в 'тылу', и отовсюду к нам стекались беженцы, привозя с собой целые заводы, которые сразу же начинали работать 'для фронта'. Многие из них пыхтят и сейчас, словно за их старыми кирпичными оградами время стоит мертвым стеклянным кристаллом.
Основоположники наши уже тогда говорили об эксперименте и в пример - в каких-то высоких начальственных кабинетах - ставили нас, 'тыловиков', будто особую породу людей, которую стоило бы культивировать. Речь шла, конечно, не о стране, а об особой автономной области, которая одна способна обеспечить все народное хозяйство любой необходимой продукцией, от пшеницы до урановой руды, не требуя взамен ничего, даже минимальных льгот. Звучало: эти люди будут работать за 'спасибо', им просто не надо в этом мешать. Думаю, все было ложью. Не в том, что касалось людей - а в том, что касалось целей.
Три человека - Цандер, Макшеев и Романовский - задумали гораздо большее, чем казалось их высоким покровителям. Ни много ни мало - создать заповедник идеального социализма, что-то вроде резервации с жестким иерархическим порядком, жители которой даже не будут знать, что они - в резервации. Для этого были нужны три первостепенные вещи - начальственный кивок в знак согласия на эксперимент, тысячи километров колючей проволоки для ограждения и сотня талантливых психиатров для обработки граждан новой породы - 'хомо социалис', как назвал их один из великой троицы. Слово 'сапиенс' к нам больше не относилось...
...- Да, это был эксперимент, - вдохновенно рассказывал Трубин, сидя на полу триста седьмой комнатки, над моим поверженным телом. - А может, необходимость, лишь прикрытая словами об эксперименте, теперь никто и не знает. Спецгородок вырос именно из того подразделения, которое занималось всеобщей психообработкой: ведь нужно было очистить память тысяч людей, удалить ненужные воспоминания, отсеять все лишнее, как сквозь сито. Тебе никогда не приходило в голову: наш мир абсолютен, подчинен чистой идее, без предрассудков, без памяти предков - без ничего! Он идеален настолько, насколько вообще может быть идеально человеческое общество. Прорываются, конечно, какие- то инстинкты, от этого нельзя полностью застраховаться, но в целом у нас нет проблем, свойственных окружающему миру, всему человечеству!.. Мы и сами - совершенны, ты об этом не задумывался? Мы вполне красивы, достаточно умны, интересны, мы - в общей массе - порядочные люди, не оскорбляем друг друга, не изменяем любимым, не бросаем детей, не болеем венерическими болезнями, не саботируем работу, не ругаем правительство и даже не знаем ничего о нем!.. У нас удивительно низкая преступность, мало сумасшедших, извращенцев, алкоголиков... Мы победили большую часть смертельных недугов, создали массу технических новинок, телевидение вот только не изобрели. Я забыл - какого-то металла не хватает для постройки оборудования. Но и это будет преодолено! А все почему? Как ни странно это слышать, потому, что мы - раса полностью искусственная. Не от обезьян мы произошли, а создали нас - в лабораториях. Взяли сырой человеческий материал и создали НАС! Ты понимаешь?
Я кивнул, чтобы хоть как-то отреагировать. На самом деле, этот разговор вызывал у меня только скуку: зачем рассказывать неправдоподобные сказки смертельно уставшему человеку, который хочет есть, спать, у которого снова начал ныть больной глаз и идет кругом голова? Неужели нельзя вот с таким восторженным видом порассуждать о чем-то другом, более близком к нашей реальной ситуации?..
Но Иосифа уже понесло, он говорил, захлебываясь, и был в этот момент необычайно похож на свою дочь - такую, какой она была несколько часов назад.
- Это была грандиозная затея, и первое время вся страна только о ней говорила и писала. Нас показывали в кинохронике, о нас без умолку рассказывали зарубежным журналистам, мы не сходили со страниц газет и научных диссертаций... Ох, Эрик, ты даже представить себе не можешь, как это было! Заповедник социализма! Общество равных!.. Они надеялись растянуть со временем наши границы не только на с в о ю страну, но и на весь земной шар!.. А потом все пошло как-то не так. Что-то случилось то ли в атмосфере, то ли в мозгах экспериментаторов. Мы закрылись! Захлопнулись, как раковина! - Трубин мелко засмеялся. - Нас стало просто не вынуть оттуда! И никто теперь не знает, кто мы и где мы, потому что до нас невозможно добраться. Они пытались, я знаю, и не раз, но ничего у них не выходило. К нам не может долететь ни один их самолет, не доходят радиоволны, у машин глохнут двигатели, на пути разведчиков рушатся горы и выходят из берегов реки - как будто сама природа встала на нашу защиту. Остался один путь - единственный тоннель глубоко под землей, но и он когда-нибудь станет непроходим.
- Вы как будто про параллельный мир рассказываете, - устало сказал я.
- А мы и есть - параллельный мир! - он торжествующе вздернул седую голову. - Мы сидим огромным бельмом у них в глазу, и ничего они с нами сделать не смогут, потому что панически боятся! У нас есть ядерное оружие, и никто не запретит нам его применить. У нас есть яды, смертоносные бактерии, вирусы, вызывающие быструю мучительную смерть. Наши ученые работают над новой ракетой избирательного действия, и скоро оно тоже поступит на вооружение войск. У нас лучшие ученые, исследователи, военные - у нас все лучшее! Все наши мужчины призывного возраста - это отлично обученные солдаты, умеющие действовать на одних рефлексах, прочно сидящих у них в подкорке! Уж об этом психиатры позаботились в первую очередь! Любая женщина может оставить свой станок или рабочий стол и превратиться в сапера, в связиста, в санитарку - да в кого угодно. Все - в мозгах, и мы об этом даже не догадываемся, живя обычной жизнью. Хотя... я думаю, армия нам всерьез не понадобится. Они не смогут нас достать, не смогут пробраться сюда в таком количестве, что это станет действительно опасным. В конце концов, мы можем просто взорвать тоннель... - Трубин немного перевел дух и победоносно посмотрел на меня.
Я снова кивнул. Этот человек начинал меня раздражать почти так же, как Зиманский. Интересно, эти теории - кто их выдумал? И зачем? Искусственная раса!.. Я чуть не засмеялся, представив внутри своего тела провода и транзисторы.
- Не веришь, - Трубин грустно вздохнул. - Этого следовало ожидать. Ты, Эрик, относишься к лучшим образцам 'хомо социалис', у тебя даже направление мыслей идеально верное! Все, что может поколебать твои жизненные устои, ты автоматически считаешь бредом сивой кобылы! А ведь это правда, сущая правда, как и то, что мы программируем половой состав населения на случай войны - хоть это-то твои идеальные мозги могут переварить?.. Пойми, мы - лучше, чем те, кто нас сделал, кто впаял в нас все это! Мы, наша страна - как дрессированная собака, которая внезапно укусила своего хозяина... даже не так, она его не кусала, просто вильнула хвостом и удрала от него!.. Скажи, тебе не приходилось читать Джорджа Оруэлла, его знаменитый роман '1984'? Ну ясно, не приходилось. А я читал, мне его специально привезли... с той стороны, один знакомый, с которым мы уже лет двадцать спорим. Там описано общество, в чем-то, совсем микроскопически похожее на наше, но это - роман ужасов, без преувеличения, потому что то общество - поистине страшно. Страшно - и невозможно, ведь человек - удивительное существо...
Я сдержал зевок: не люблю монологов. Мила придвинулась и вдруг стала нежно, совсем невесомо гладить меня по голове, перебирать волосы, ласкать - и я растворился в этом. Что-то подобное вызывала у меня полузабытая Яна - но тогда я сидел на тестостероновых таблетках. А сейчас-то?.. Как это объяснить, что я 'плыву' и вижу наяву яркие разноцветные сны, гораздо более важные и ценные, чем то, что втолковывает мне Трубин?..
Ее лицо ясно говорило: 'Не мешай, пусть папа выговорится, ему сейчас нужно', и я молчал, делая вид, что слушаю.
А он все говорил, даже не говорил, а пел, превозносил, перебивая сам себя, размахивал руками, и голос его очищался от хрипоты, яснел с каждой секундой.
-... обратил внимание, что у тебя не русское, а скорее интернациональное имя? Это не имеет отношения к кодировке, просто, я думаю, рано или поздно мы совсем переродимся, мы ведь и сейчас уже другие! Язык изменится, шрифты, жесты...
Я немного невпопад кивнул, уже улыбаясь, и снова подстроился под руку Милы - совсем как кошка, когда ей хочется ласки, бодает лбом хозяйскую ладонь.
